"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Я не человеконенавистница. На земле есть много хороших людей, и я люблю
их, знакомых и незнакомых, тех, с кем не страшно очутиться рядом и на общем
празднике и в общей беде.
Им не нужно моё благословение, потому что последний час разлуки с
жизнью не будет страшным для них. Их совесть уснёт спокойно вместе с ними,
не потревоженная угрызеньями, укорами и страхом перед возмездием...


Детство

Обычно детство вспоминают с умилением, как лучшую пору жизни. У меня
такого умиления нет. Если бы мне предложили вернуть мое детство, я бы
отказалась. Кому оно нужно, такое.
Правда, были тогда, в самом раннем детстве. моменты, которые теперь
вспоминаются с улыбкой. Например, стыд перед цветами.
Когда я тёплым летним утром, в компании других ребятишек, прибегала на
берег речки, мне казалось, что сверкающие от росы беленькие ромашки и
голубые незабудки смотрят на меня своими жёлтыми и белыми
сердцевинками-глазами, показывают на меня пальчиками-листочками и смеются
над расползающимся, потерявшим первоначальный цвет платьишком. Я поскорей
сбрасывала с себя свои лохмотья. погружалась в прозрачную воду и оттуда
исподлобья, застенчиво смотрела на смеющиеся цветы.
Правда, в условиях разрухи и голода времён гражданской войны моё
детство было не хуже, а может быть даже лучше детства многих людей, и ныне
живущих, и тех, что погибли, так и не познав мира, в который едва успели
вступить.
Я не испытывала жестокой отверженности беспризорного сиротства, на
которое в те годы можно было наткнуться на каждом шагу. У меня была крыша
над головой и были родители. Но отсутствие пищи было у нас явлением
хроническим почти в течение всей жизни под родительским кровом. Зато была
надежда, что когда-нибудь все будет. Надежда далекая и фантастическая, и до
этого "когда-нибудь" еще надо было дожить, а время злобно старалось сделать
все, чтобы мы не дожили.
Голод и холод, босые ноги на снегу и болезни. Страстная тяга к
недоступным игрушкам. Вода в чужом колодце, запертом на замок, в то время
когда мы, как курята с раскрытыми клювами, плакали, истомленные жаждой. И
росли мы тощими, хилыми и малокровными, как трава под камнями, но упорно
тянулись к солнцу, а вместо убитых голодом клеток появлялись новые, таившие
в себе противодействие лишениям и мудрость опыта.
Очень рано, в пятилетнем возрасте, во мне умерла младенческая вера в
человеческое бессмертие. Ее убили гайдамаки. Формула "человек человеку -
волк" была мне до этого неизвестна, потому знакомство с ней и гибель веры,
которую дети обычно теряют без особых переживаний, я перенесла очень трудно.
Испуг, который я пережила, у меня вылился в продолжительный душевный
недуг.
Срок жизни - до ста двадцати лет, обещанный мне мамой, не утешал,
потому что в детстве сто двадцать лет - все равно что "завтра", и ожидание
этого "завтра" покрыло черной пеленой ту пору детства, которая у ребенка
должна проходить в светлом сиянии неведения и радости.
Меня мучили страшные сны, одолевали кошмары. Я мало спала, просыпалась