"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

- Но меня всю ночь держали на допросе!
- Это нас не касается.
Несмотря на запрет, я снова легла, не обращая внимания на стук
надзирателя в волчок. А когда в обед я не приняла миски с супом, он оставил
меня в покое, и я немного поспала.
После ужина - опять на допрос. И так - целую неделю. В голове у меня
гудело, хотелось упасть на паркет и спать, спать, спать. В памяти всплыл
рассказ Чехова "Спать хочется". Нянька задушила ребенка, который не давал ей
спать. Может быть, задушить следователя? Я чуть не расхохоталась. Вот дура!
Какой бред лезет в голову...
- Как вы дошли до жизни такой? - зевая, задавал следователь
стереотипный чекистский вопрос.
- С вашей помощью,- отвечала я, тоже зевая. Когда я поняла, что мне не
хотят верить, расхотелось их убеждать. Я или молчала, или отвечала
какой-нибудь шуткой, или, глядя в сторону, зевала.
- Кто у тебя следователь, как его фамилия? - спросила меня однажды одна
из сокамерниц.
- Ржавский.
- Ну и как? Сильно кричит?
- Нет, совсем не кричит. Только задает глупые вопросы. Кажется, он
интеллигентный человек, только служба собачья.
- Хорош интеллигент! - с горечью сказала женщина.- Меня он таким матом
обкладывал - сроду такого и не слышала...
И, отходя, пробормотала:
- Хорошо, у кого есть хоть какое-то преступление.
Я покраснела.
- Послушайте,- сказала я однажды следователю, с трудом разлепляя
воспаленные от бессонницы веки.- Мне уже все надоело. Напишите что угодно.
Но чтобы это касалось лично меня. А если будет затронут хоть один человек -
даром время потеряете.
- А мы никуда не спешим, времени у нас хватает...
Моя личность их мало интересовала. На мне нельзя было нажить ни чести,
ни славы. Им было приказано собезьянничать "Большой процесс" областного
масштаба, и требовались имена "идейных руководителей".
Выдерживать бессонные ночи у следователя и бездельные дни в камере
помогало мне крайнее напряжение нервов. Я знала, что дай я им волю на одну
минуту - и я закачусь в позорной истерике.
В камере я жульничала: дремала то сидя, то положив голову на подушку.
Но всякий раз вскакивала при стуке надзирателя в волчок. В конце концов, я
обозлилась. Когда однажды к подъему меня привели в камеру, я сразу
плюхнулась на койку, и ни оправка, ни завтрак, ни поверка не смогли
заставить меня подняться. Я спала каменным сном до полудня. В полдень в
тюрьму явилось какое-то высокое начальство. Меня с трудом растолкали, но,
узнав, в чем дело, я опять легла. И вот начальство в камере. Я лежала,
повернувшись лицом к стенке.
Задав обычные вопросы: "На что жалуетесь?" - и получив заверение, что
"все хорошо", начальство обратило внимание на меня.
- А эта почему не встает?
- Она больна,- попытался кто-то робко выгородить меня.
- Если больна, должна лежать в больнице.