"Дмитрий Володихин. Половодье зноя ("Восход зимы" #1)" - читать интересную книгу автора

права защищать свою жизнь, свое имущество и свой скот в стенах ниппурской
крепости, когда город осаждают враги. Даже за право торга приходилось
платить! Теперь все переменилось. Ан! У твоих ног лежу я в пыли, тебе пою,
твоей власти жертвую лучшее. Ты дал мне сияние мощи, какого не имеют и цари
бабаллонские. Ты возвысил меня, и я слуга твой... Теперь все переменилось.
Лугаль ниппурский, поставленный царем Донатом, мертв. Старые семьи унижены и
смирились, а те, кто не смирился, пошли под нож. Праведники изгнаны из
священного города, столичные чиновники-шарт скормлены псам. Молодые сильные
семьи никому не уступят власть над Ниппуром. Ан! Послужим тебе до конца и
совершим очистительный обряд над дерзким Баб-Аллоном, какой тебе
понадобится. О, Ан!
...Его семья - из купцов, а ещё того раньше они кочевали на самых
границах Царства, не желая платить подати, рыть каналы и отдавать родичей в
солдаты. Еще отец Халаша помнил те времена, когда старейшие никак не могли
решить: осесть ли семье на земле ниппурской или сделать город своей добычей?
Лугаль раздувал ноздри. Привычка торговца: по запаху, исходящему от
драгоценной ароматической палочки, определять, сколько сиклей серебра сейчас
тлеет и превращается в дым? Напрасная трата. Да и весь этот поход следовало
бы несколько... удешевить. Слишком много запасных стрел. Люди дешевле
бронзы! Слишком много провизии. Конечно, идем по землям союзников, негоже
обижать славный город Киш. Но ведь война... Да и земля эта - не священная
земля Ниппура. Кое-чем можно было бы и попользоваться.
Тонкий аромат перемешивался со смрадом, силился победить его и не мог.
Полбеды, что всю ночь в шатре наслаждались друг другом буйные влюбленные и
запах их неистовых схваток все ещё не выветрился. У звероподобного урукского
лугаля Энкиду на ладонях кожи не видно под шерстью, а его ануннак Иштар
имеет странную привычку являться в обличии хрупкой девушки, на вид ему (ей?
кто их поймет?) не дашь и пятнадцати солнечных кругов... Так вот, это
полбеды. Но чем, великий Ан, так несет от его собственного, ниппурского
ануннака Энлиля? Чем? Сколько мы с ним вместе, но привыкнуть невозможно.
Сидит на другом кресле, из чистой бронзы, до чего же дорогая блажь!
Пребывает в любимом обличии - человекобыка. Бычьего в нем - рогатая голова
и... разумный человек не обратит внимания, а женщины до-олго провожают
взглядом. Никогда, ни единого разу Энлиль не прикрывал этого одеждой. Все,
что угодно, только не это. Ну, хорошо. Бык. Но запах-то не бычий. Простая
ходячая говядина пахнет привычно; вообще, скотина, она и есть скотина,
пахнет она вся уютно, по-домашнему. Как можно не любить скотские ароматы? А
этот... Только по видимости бычьей породы. Тянет от него чем-то непонятным,
но очень, очень опасным. Оно и понятно: ануннаки - сильный род, люди против
них как псы против львов. И глаза - совсем не бычьи. Когда Энлиль является в
человекопобном виде, нет в нем ничего необычного. А сейчас... Даже смотреть
страшновато. Добро бы один стоячий зрачок, как у кота. А тут - по три таких
зрачка в каждом глазу.
Энлиль заговорил. У него был голос зрелого мужчины. Глубокий, звучный.
Но совершенно обыкновенный. Ничего особенного. Язык городов темного Полдня
он знал, похоже, с рождения. Все ануннаки говорят на полдневном наречии
чисто и складно, точно выговаривая все слова. Впрочем, они также чисто
говорят и на столичных говорах; никакой разницы - высокая эта речь или
низкая. Тоже и с языком низкорослых эламитов. И даже редкие пришельцы с
темной полночи, люди-быки, чья мощь ужасает, говорят с ануннаками свободно,