"Криста Вольф. Кассандра" - читать интересную книгу автора

сказать, в чем оно заключалось. Прежде всего в выражении глаз - тогда я
назвала их "жестокими", а потом у Пантоя - я больше никогда не видела
Аполлона! - просто "трезвыми". Аполлон в блистающих лучах, как меня учил
видеть его Пантой. Бог солнца с лирой. Голубые жестокие глаза, кожа цвета
бронзы. Аполлон - бог ясновидящих. Он знал, чего я страстно желала: дара
провидения, которым он и одарил меня - и я посмела ничего не
почувствовать! - небрежным движением руки, чтобы потом приблизиться ко мне
как мужчина; и я думаю, только из-за моего страха он обратился в волка,
окруженного мышами, а поняв, что не может взять меня силой, плюнул мне в
рот. Проснувшись, дрожа от страха, я ощутила отвратительный вкус во рту и
посреди ночи бросилась прочь от храма, где я должна была теперь спать, в
крепость, во дворец, в спальню, в кровать к матери. Для меня было
драгоценным мгновение, когда лицо Гекубы изменилось в заботе обо мне, но она
овладела собой. "Волк? - спросила она холодно. - Волк, как это пришло тебе в
голову. А мыши? Откуда ты это взяла?"
Аполлон Ликейский! Голос няни. Бог волков и мышей, она знала темные
истории о нем, она рассказывала их мне шепотом и не позволяла пересказывать
никому. Я никогда не подумала бы, что этот двуединый бог тот же, что наш
неуязвимый Аполлон в храме. Только Марпесса, моя ровесница, дочка няни,
знала, в чем дело, но молчала, как я. Мать не настаивала, чтобы я назвала
имена. Больше, чем волчье обличие бога солнца, ее беспокоило мое нежелание
соединиться с ним.
Если бы какой-нибудь бог пожелал возлечь с нею, разве это не честь для
смертной? Конечно. Это так. И если бог, службе которому я себя посвящаю,
хочет обладать мною целиком - разве это не естественно? Так в чем же дело?
Нет, никогда не должна была я рассказывать этот сон Гекубе, Она продолжала
выспрашивать меня.
Разве не я год назад, едва только прошло мое первое кровотечение,
сидела с другими девушками возле храма Афины - должна была сидеть, подумала
я, как тогда, и, как тогда, мне свело кожу на голове от стыда, - хотя все
шло предначертанным путем. Кипарис, под которым я сидела, я показала бы и
сейчас, если греки не сожгли его, я описала бы форму облаков, ветром
гонимые, тянулись они от Геллеспонта. "Ветром гонимые" - глупые слова, но у
меня нет больше времени на поиски слов. Я просто думаю об аромате олив и
тамариска. Закрыть глаза. Я больше не умею этого, но умела. Чуть приоткрыла
и в щелку увидела мужские ноги. Множество ног в сандалиях, трудно
представить себе, что они принадлежат разным людям. Все отталкивающие. За
один день я насмотрелась мужских ног на всю жизнь. Я чувствовала взгляды
мужчин на лице, на груди. Ни разу не взглянула я ни на одну из девушек, ни
разу ни одна из них не взглянула на меня. Нас ничто не связывало, каждый из
мужчин должен был выбрать одну из нас и лишить девственности. Я долго
слышала, пока не заснула, щелчок пальцев и одно слово, повторяемое на разные
лады: "Пойдем!" Одну за другой уводили девушек, дочерей офицеров, дворцовых
писцов, гончаров, ремесленников, возниц и арендаторов. Вокруг меня
становилось пусто. К пустоте вокруг себя я притерпелась с детства. Я
постигла два рода стыда: быть выбранной и остаться сидеть одной. Я буду
жрицей, чего бы это ни стоило.
Днем, когда пришел Эней, мне подумалось, что я уже видела его прежде.
"Прости, - сказал он, - я не мог прийти раньше". Словно мы условились. Он
поднял меня, нет, я сама поднялась, мы потом не раз спорили об этом. Мы