"Александр Воинов. Западня (детск.) (про войну)" - читать интересную книгу автора

чужие отношения? Почему? Казалось бы, если два человека встретились и
полюбили друг друга в этом вселенском пекле, за них только радоваться
можно. Оба молоды, и кто знает, доживут ли они до конца войны. Нет! Нет!
Он не станет вмешиваться, не должен.
Хотя, если взглянуть на это с другой стороны... Вот они оказываются в
Одессе, в окружении врагов. Надо принимать решения, подчас крутые, даже,
быть может, жестокие. Не будет ли Егоров скован да и Тоня тоже? Не
случится ли так, что, вместо того чтобы действовать и, если нужно, идти на
крайний риск, они станут охранять друг друга? Пожалуй, с этой точки
зрения, тревога Дьяченко оправдана. Тут таится определенная опасность.
Приходили и уходили люди. Михаил Михайлович выслушивал доклады,
подписывал разведсводки, изучал допросы пленных. Начальник оперативного
отдела переслал ему шифровку с запросом о том, как осуществляется
директива 17/СК.
Как осуществляется?..
Пятый день не взлетают самолеты. И даже для выполнения особого
задания нет условий: тучи ползут, ползут упрямо, и ни одного просвета.
Только неосведомленному человеку кажется самым простым - посадил
разведчиков на самолет, выбросил их по ту сторону линии фронта, и дело
сделано. Нет, тысячи мелочей, если о них не подумать вовремя, если их не
предвидеть, могут погубить разведчиков и сорвать операцию.
А командование торопит: "Как выполняется директива?" Но не лучше ли
на день-другой задержать операцию, чтобы еще раз проверить, все ли
подготовлено и учтено, чем потом днями и ночами сидеть у радиостанции и
ждать вызова, который, может быть, никогда не прозвучит в наушниках
радиста?
- Товарищ полковник, разрешите?
Савицкий снял очки и поднял глаза от сводки. В дверях стоял
подполковник Корнев. Невысокий, сутуловатый, он всегда щурился, когда
смотрел на собеседника, как бы давая понять, что видит его насквозь, и
даже о самых обычных вещах он сообщал таинственным полушепотом. Савицкого
смешили эти манеры провинциального Шерлока Холмса, и он подтрунивал над
Корневым.
- Сегодня в пять тридцать утра, товарищ полковник, взято в плен пять
румын и два немца. Допрос ведется, протоколы будут представлены, -
склонившись над столом, доверительно зашептал Корнев.
О том, что пленены пять румын и два немца, было известно уже всему
штабу - утренняя сводка не только поступила в отделы, но и была вручена
корреспондентам газет.
Но Корнев морщит широкий, с залысинами лоб и говорит об этом как о
совершенно секретном деле, о котором никто не должен знать. Впрочем, и о
делах действительно секретных он говорит всегда так же. Это его извиняет.
В конце концов, у каждого свой стиль.
Корнев неторопливо прикрыл дверь поплотнее и, кашлянув, вновь
склонился над столом. Его круглое лицо выражало глубокую таинственность.
- Товарищ полковник, - продолжал он негромко, - Петреску во всем
признался.
Савицкий никогда не слышал этого имени, но сразу догадался, что,
вероятно, это один из взятых в плен румын.
- В чем? - спросил он. - В чем он признался?