"Этель Лилиан Войнич. Джек Реймонд" - читать интересную книгу автора

Треваннская лощина, окутанная дымкой, золотилась в лучах заходящего
солнца. В ясном небе нечему было разгореться слишком яркими красками, только
на западе цвели в вышине узкие розовые облачка. С берега доносился легкий
плеск волны, набегавшей на гальку; порой жалобно вскрикивала чайка.
Джек отворил дверцу клетки, перепуганный дрозд затрепыхался и отпрянул.
Джек немного отступил, и птица стрелой метнулась мимо. Внезапный писк,
шелест быстрых крыльев... Джек лег грудью на подоконник и проводил глазами
темную точку, которая, становясь все меньше и меньше, понеслась к лощине и
скрылась.
Он отошел к постели, сел, ухватился за спинку кровати. Все в нем
дрожало, трудно было дышать. Он закрыл глаза и опять увидел макушки
деревьев, и золотую закатную дымку, и распростертые крылья живого существа,
которое посадили было в клетку, а теперь оно снова на свободе.
Наконец он открыл глаза и хмуро, со страхом огляделся. Как странно, в
комнате все по-прежнему, ничего не изменилось, только он стал другим. На
столе все так же лежат учебники, на подоконнике - пустая клетка, и с
жердочки свисает листик салата. Кстати, клетку надо сломать, не то дядя
спросит...
Впрочем, не все ли равно теперь, что скажет дядя.
Джек вернулся к окну и, закинув руки за голову, прислонился к раме. Он
смотрел, как угасал закат. Лиловые тени заполнили бескрайние просторы между
небом и землей; вершины деревьев в лощине покачались еще немного и застыли;
чайки перекликнулись раз-другой, примостились в расщелинах на берегу, и все
уснуло.
Потом проглянули звезды - одна, другая, тысячи... Они сияли над
тенистыми деревьями и полусонной призрачной вересковой долиной, словно
ясные, изумленные глаза; как будто и они только сейчас начали что-то
понимать и, глядя сверху на хорошо знакомый лик земли, увидели, что она
прекрасна.


ГЛАВА III

Сколько Джек себя помнил, он всегда любил животных и растения, крутые
серые утесы и рыжую пену волн.
Да и что, кроме них, можно было любить? Люди, особенно взрослые, до сих
пор казались Джеку просто ничтожествами, достойными одного лишь презрения.
Разумеется, их не избежать, а подчас они могут быть и полезны; но в них нет
ничего интересного и приятного, и они очень мешают жить. А за последние три
года в его отношение к старшим вкралось нечто новое: он стал думать, что
они - природные, так сказать наследственные его враги. Никакая их грубость и
глупость, никакие низкие поступки и мелочные придирки его не удивляли: чего
еще ждать от созданий, по самой природе своей тупых, злобных и
непоследовательных; однажды придя к такому выводу, он презрительно махнул
рукой на все их наставления и запреты, в том числе и разумные и необходимые.
Он уже не задумывался над тем, почему ему что-либо запрещают - раз
запрещено, значит, уж наверно, зря, безо всякой разумной причины.
Он не знал других взрослых, кроме тех, кому вынужден был подчиняться и
кого глубоко презирал. После того, как Джек с Молли лишились своей
чернобровой матери, которую он почти не помнил, они четыре года жили в