Альфред Элтон Ван Вогт, Харлан Эллисон «Операторы»

Корабль: единственное место в пространстве.

Он говорит, что сегодня в полдень я подвергнусь распаду. И меня заранее охватывает печаль.

Мне кажется несправедливым, что распад произойдет на целых три дня раньше обычного. Но я давно знаю, что нельзя требовать от Корабля ответа на личные вопросы.

Я чувствую, что сегодня необычный день: что-то происходит. Еще рано, но я надеваю скафандр и выбираюсь наружу — одно это уже выходит за рамки стандартной процедуры. Я меняю поцарапанный метеоритной пылью экран, и Корабль наверняка скажет, что я плохо себя веду, поскольку, выполняя свою работу, я стараюсь незаметно оглядеться по сторонам. Я не осмеливаюсь делать это там, где запрещено, — внутри. Еще ребенком я заметил, что Корабль, похоже, не слишком замечает, чем я занимаюсь, когда нахожусь за его пределами.

И потому я осторожно вглядываюсь в черный мрак космоса. И еще смотрю на звезды.

Как-то раз я спросил у Корабля, почему мы никогда не приближаемся к ярким точкам, которые он называет звездами. За свой вопрос я был наказан дополнительным распадом и длинной скучной лекцией о том, что около звезд на своих планетах живут люди, и о том, какие они отвратительные и порочные существа. В тот раз Корабль так разошелся, что рассказал мне вещи, которых я не знал. Например, как он сбежал от людей во время жуткой войны с Кибеном. А еще, что время от времени ему приходится вступать в «схватку» с порочными человеческими существами, но всякий раз нас спасает дефрактор. Я не имею ни малейшего понятия, что Корабль имеет в виду, — по правде говоря, даже не очень понимаю значения слова «схватка».

Наверное, первая «схватка» произошла, когда я еще был совсем маленьким и просто ничего не помню. И до того, как Корабль убил моего отца, когда мне исполнилось четырнадцать. Иногда, еще при его жизни, я спал целыми днями — по совершенно непонятной мне причине. Но с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, я выполняю всю необходимую работу и сплю шесть часов ночью. Корабль говорит мне, когда наступает ночь и когда начинается день.

И вот я здесь, в моем скафандре, я чувствую себя крошечным на покатой серой поверхности в окружении черного мрака. Корабль огромен — более пятисот футов длиной и около ста футов шириной. И меня снова посещает мысль о том, что будет, если я резко оттолкнусь и поплыву в сторону одной из ярких точек? Смогу ли я сбежать? Мне кажется, что, кроме Корабля, должны быть еще какие-то другие места.

Но мне приходится с грустью, как и множество раз до этого, отказаться от своей мечты. Потому что я знаю: если попытаюсь, то буду наказан настоящим распадом.

Закончив ремонтные работы, я возвращаюсь в воздушный шлюз и через некоторое время оказываюсь в безопасности — я вынужден это признать. Сверкающие коридоры, огромные склады, где хранится оборудование и запасные детали, и еще холодильники с запасом продуктов (Корабль утверждает, что их хватит, чтобы прокормить одного человека несколько веков), и верхняя палуба, где находятся приборы, за исправностью которых я должен следить. Я горжусь тем, что у меня всегда все в полном порядке.

«Поторопись! До полудня осталось шесть минут!» — объявляет Корабль, и я спешу.

Я быстро снимаю скафандр, отправляю его в камеру дезактивации, а сам иду в комнату распада. По крайней мере, я так ее называю. На самом деле, думаю, это часть машинного отсека на нижней палубе 10, специальное помещение, оснащенное электрическими приборами, большинство из которых контрольно-измерительные. Я довольно часто пользуюсь ими в моей работе. Мне кажется, я припоминаю, что их установил на Корабле отец отца моего отца. Здесь стоит большой стол, я забираюсь на него и ложусь. Я чувствую его холодное прикосновение к спине и ногам, но он постепенно согревается, и вот уже до полудня остается одна минута. Я жду, дрожа от страха. Потолок начинает медленно опускаться.

Одна его часть охватывает мою голову, и два жестких шара прижимаются к моим вискам. Холодно. Я чувствую, что мой живот, запястья и щиколотки плотно прикреплены к столу специальными зажимами. Грудь оплела гибкая, но достаточно жесткая металлическая лента.

«Приготовься!» — приказывает Корабль.

Я не перестаю чувствовать несправедливость происходящего. Ну как я могу быть готов к распаду? Я не могу!

Корабль считает: «Десять… девять… восемь… один!»

Первый электрический удар, и у меня возникает ощущение, будто мой мир разлетается в разные стороны; мне кажется, кто-то разрывает что-то мягкое внутри меня — вот что я чувствую.

В голове моей сгущается мрак, и я все забываю. Некоторое время я нахожусь без сознания. В последний момент перед тем, как я вновь обретаю себя, прежде чем все заканчивается и Корабль снова позволяет мне вернуться к своим обязанностям, во мне всплывает воспоминание, одно и то же. Оно приходит не в первый раз. Я вспоминаю отца и то, что он сказал незадолго до смерти: «Когда Корабль говорит „порочные“, он имеет в виду „умнее его“. Существует девяносто восемь других возможностей». Он произнес эти слова очень быстро. Думаю, он знал, что скоро Корабль его убьет. Да, конечно, он должен был знать, должен, потому что в тот момент мне уже почти исполнилось четырнадцать. Когда ему исполнилось четырнадцать, Корабль убил его отца, так что он наверняка все знал.

Вот почему его слова очень важны. Я это знаю, они очень важны. Только я не понимаю, что они означают. Ну, не совсем понимаю.

«Я закончил с тобой!» — говорит Корабль.

Я слезаю со стола. Голова у меня еще болит, и я спрашиваю у Корабля:

— Почему я подвергся распаду на три дня раньше, чем обычно?

Голос Корабля звучит сердито: «Я могу снова подвергнуть тебя распаду!»

Но я знаю, что он не станет этого делать. Должно что-то произойти, и Корабль хочет, чтобы я хорошо себя чувствовал и мои реакции были в норме. Однажды после очередного распада я задал ему какой-то личный вопрос, и он повторил процесс, а когда я пришел в себя, он возился со мной, воспользовавшись своими приборами. Он испугался, что я пострадал. С тех пор он ни разу не подвергал меня этой процедуре два раза подряд. Вот почему я спрашиваю, хотя и понимаю, что вряд ли получу ответ, но я все равно спрашиваю.

«Мне нужно, чтобы ты кое-что починил!»

— Где? — спросил я.

«В запретном отсеке внизу!»

Я изо всех сил стараюсь не улыбнуться. Ведь я знал, что должно произойти нечто необычное, — и вот произошло. Я снова вспомнил слова отца. «Девяносто восемь других возможностей».

Неужели это одна из них?

Я спускаюсь в темноте. В шахте нет света. Корабль говорит, что свет мне не нужен. Но я знаю, это не так. Корабль не хочет, чтобы я смог самостоятельно найти дорогу назад. Ниже мне еще бывать не приходилось.

И вот я спускаюсь, неторопливо, плавно, споро. Постепенно движение замедляется, и наконец мои ноги касаются твердой поверхности палубы — я прибыл на место.

Включается свет. Тусклый. Я иду в направлении сияния, и Корабль меня сопровождает, ведь он рядом, вокруг меня. Он всегда со мной, даже когда я сплю. Особенно когда я сплю.

Свет становится ярче, когда я заворачиваю за угол и вижу, что его испускает круглая панель, которая загораживает проход, соприкасаясь со стенами со всех сторон, а внизу, около пола, она слегка плоская. Кажется, что она из стекла. Я подхожу к ней и останавливаюсь. Мне больше некуда идти.

«Пройди сквозь экран!» — приказывает Корабль.

Я выставляю перед собой руки, вперед ладонями, потому что боюсь удариться носом о сверкающую панель. Но когда мои пальцы соприкасаются с ней, они словно становятся мягкими, и я вижу сквозь них светло-желтое сияние, как будто они стали прозрачными. Мои пальцы проходят сквозь панель, и теперь я могу различить их по другую сторону. За ними следуют руки, и вот я уже стою совсем рядом, мое лицо проникает за экран, все вокруг заливает свет, и я оказываюсь за панелью, там, куда до сих пор Корабль меня никогда не пускал.

Я слышу голоса. На самом деле один и тот же, который говорит с самим собой, тихо и в унисон; так звучит мой собственный голос, когда я разговариваю в своей крошечной каюте, где стоит моя койка.

Я решаю послушать голоса, но не спрашивать про них Корабль; мне кажется, что здесь, внизу, в этом пустом, одиноком месте, он разговаривает с самим собой. Позже, когда моя работа будет выполнена и я сделаю все, чего хочет от меня Корабль, я подумаю о том, что он говорит. Мне очень интересно, о чем Корабль беседует с самим собой.

Это место совсем не похоже на те, в которых мне приходилось до сих пор выполнять ремонтные работы. Здесь множество огромных, стоящих на подставках круглых шаров из стекла, каждый из них испускает желтое пульсирующее сияние, но мне никак не удается их сосчитать. Я вижу бесконечные ряды прозрачных стеклянных шаров, а внутри них металл… и еще что-то мягкое. Провода тускло сверкают, что-то мягкое шевелится, желтый свет пульсирует. Я думаю, именно эти стеклянные шары разговаривают, но я не уверен. Я только так думаю.

Я заметил, что два шара отличаются от остальных — они темные. Их подставки кажутся тусклыми и совсем не сверкают, как остальные. Внутри двух темных шаров какие-то штуки, похожие на сожженные провода. Мягкие предметы не шевелятся.

«Замени модули, пострадавшие от перегрузки!»

Я понимаю, что Корабль имеет в виду темные шары, подхожу к ним, смотрю, а потом говорю, что смогу их починить. Корабль отвечает, что он и без меня знал, что я справлюсь, и приказывает поскорее заняться делом. Он меня торопит, что-то должно произойти. Только вот что?

Я нахожу шары на замену, достаю их и делаю все, что нужно, чтобы мягкие штуки начали двигаться, а провода снова сверкали, и очень внимательно прислушиваюсь к голосам, которые шепчут и утешают друг друга, когда Корабль говорит с самим собой. Я слышу множество вещей, ничего для меня не значащих, потому что голоса рассказывают о событиях, случившихся до моего рождения, и о частях Корабля, где я никогда не бывал. Но еще я слышу и много такого, что мне понятно, и я знаю, что Корабль никогда не допустил бы этого, если бы не возникла необходимость починить шары. Я стараюсь запомнить все, что услышал.

В особенности те места, где Корабль плачет.

Когда я починил шары и теперь уже все как один сверкают, пульсируют и внутри снова что-то движется, Корабль меня спрашивает: «Интерсознание снова обладает целостностью?»

Я отвечаю утвердительно, и Корабль приказывает мне возвращаться в шахту. Я снова прохожу сквозь сияющую панель и оказываюсь в коридоре. Потом я поднимаюсь наверх.

«Иди в свою каюту и приведи себя в порядок», — велит мне Корабль.

Я выполняю его приказ и решаю надеть одежду, но Корабль говорит, что я не должен этого делать, а потом добавляет: «Ты встретишься с самкой!»

До сих пор он ничего подобного не говорил. А я никогда не видел самок.

Именно из-за самки Корабль допустил меня в запретный отсек, где стоят сияющие шары и где живет интерсознание. И именно самку я жду в комнате с куполом, соединенной с воздушным шлюзом. Я жду самку, которая должна прийти — мне трудно это осознать — с другого корабля. Не с Корабля, который я знаю, а с какого-то другого корабля, с которым мой Корабль вступил в переговоры. Я не имел ни малейшего понятия о том, что существуют другие корабли.

Мне пришлось спуститься вниз и починить интерсознание, чтобы Корабль смог подпустить к себе другой корабль, не причинив ему вреда, когда он окажется в дефракторном периметре. Так мне сказал Корабль. Я услышал это внизу, из разговора голосов. Они заявили: «Его отец был порочен!»

Я знаю, что это означает. Отец сказал мне, что, когда Корабль говорит «порочный», это означает «умнее его». Может быть, существует девяносто восемь кораблей? И они являются теми другими возможностями, о которых говорил отец? Я надеюсь, что не ошибся, потому что вдруг начинает происходить сразу несколько вещей и, возможно, мой конец уже близок. Мой отец испортил механизм в шаре, позволявший Кораблю отключать дефрактор, чтобы к нему могли приблизиться другие корабли.

Он сделал это много лет назад, и Корабль обходился без него все эти годы. Он не хотел подпускать меня близко к интерсознанию, чтобы я не услышал то, что услышал. Но Кораблю понадобилось отключить дефрактор и заполучить самку. Корабль и другой корабль вступили в переговоры. Другим кораблем управляет самка моего возраста. Она перейдет на Корабль, и мы произведем на свет одного и, возможно позже, еще одного ребенка. Я знаю, что это значит. Когда ребенку исполнится четырнадцать, Корабль меня убьет.

Интерсознание сказало, что, пока самка будет «вынашивать» ребенка, корабль не будет подвергать ее распаду. Если у меня ничего не выйдет, может быть, я спрошу у Корабля, не могу ли я «выносить» ребенка; тогда мне больше не будет угрожать эта отвратительная процедура. А еще я узнал, почему я подвергся распаду на три дня раньше: месячные самки закончились вчера вечером — уж не знаю, что они имели в виду. Кажется, у меня такого не бывает.

Корабль разговаривал с другим кораблем, и мне показалось, что они не знают, когда наступит «плодоносный» период. Я тоже не знаю, иначе обязательно воспользовался бы этой информацией. Но одно я понял: самку будут доставлять на Корабль каждый день, пока у нее не начнутся следующие «месячные».

Я рад, что у меня появится возможность поговорить с кем-то еще, кроме Корабля.

Я слышу высокий пронзительный звук и спрашиваю у Корабля, что это такое. Он объясняет, что так отключается дефракторное поле, чтобы другой корабль смог переправить сюда самку.

Мне больше некогда думать о голосах.

Когда она проходит через воздушный шлюз, я вижу, что она, как и я, без одежды. Ее первые слова, обращенные ко мне, звучат так:

— «Звездный истребитель»-восемьдесят восемь велел сказать тебе, что я счастлива здесь оказаться; я оператор «Звездного истребителя»-восемьдесят восемь, и я очень рада с тобой познакомиться.

Она ниже меня ростом. Я достаю до уровня четвертой и пятой пластины на переборке. У нее очень темные глаза, мне кажется, карие, но, может быть, черные. Под глазами у нее темные круги и не слишком круглые щеки. Ее руки и ноги гораздо тоньше моих. И волосы у нее длиннее, они спускаются на спину, темные, как и глаза. Да, теперь я вижу, что глаза у нее карие, а не черные. Как и у меня, между ног у нее волосы, но нет ни пениса, ни мошонки. Грудь у нее больше, чем у меня, с торчащими вперед сосками, окруженными плоскими темными кругами. Есть и другие различия: у нее тоньше и длиннее пальцы и, кроме волос на голове, между ног и под мышками, у нее гладкое тело. Если на нем и есть какие-то волоски, то они такие тонкие и светлые, что я их не вижу.

И тут я вдруг сообразил, что она сказала. Значит, вот что означают тусклые слова на корпусе Корабля. Это имя. Корабль называется «Звездный истребитель»-31, а самка-оператор живет на «Звездном истребителе»-88.

Существует девяносто восемь других возможностей. Да.

Словно прочитав мои мысли и пытаясь ответить на вопросы, которые я еще не задал, она говорит:

— «Звездный истребитель»-восемьдесят восемь велел мне сказать тебе, что я порочна и становлюсь все порочнее с каждым днем…

Ее слова являются ответом на мои мысли, и я вспоминаю испуганное лицо своего отца в последние дни его жизни и слова: «Когда Корабль говорит „порочный“, он имеет в виду „умнее его“».

Я понял! Мне кажется, я всегда это знал, потому что всегда хотел покинуть Корабль и отправиться к сияющим точкам, которые называются звезды. Но окончательно я осознал только сейчас. Взрослея, люди-операторы становятся более порочными. Чем старше, тем порочнее. Порочнее — умнее. А умнее — значит опаснее для Корабля. Но в чем? Вот почему моему отцу пришлось умереть, когда мне исполнилось четырнадцать и я уже мог обслуживать Корабль. И именно по этой причине самку допустили на Корабль. Чтобы появился ребенок. Потом ему исполнится четырнадцать, и Корабль убьет меня, прежде чем я стану слишком взрослым, слишком порочным, слишком умным и слишком для него опасным. Знает ли самка, как это делается? Если бы я мог ее спросить так, чтобы меня не услышал Корабль. Но это невозможно. Корабль всегда со мной, даже когда я сплю.

Я улыбнулся своим воспоминаниям и собственным мыслям.

— А я порочный самец с Корабля, который называется «Звездный истребитель»-тридцать один. И с каждым днем я становлюсь все порочнее.

В ее карих глазах появляется облегчение. Она несколько мгновений смущенно стоит не шевелясь, и я вижу, как она благодарно вздохнула, радуясь тому, что я ее понял, хотя она не может знать, о чем я догадался благодаря ее появлению на борту Корабля.

— Меня прислали сюда, чтобы ты дал мне ребенка, — говорит она.

Неожиданно я весь покрываюсь потом. Разговор, который обещал подарить мне настоящее общение, вдруг становится непонятным. Я начинаю дрожать. Мне очень хочется, чтобы она была довольна. Но я не знаю, что нужно делать, чтобы она получила ребенка.

— Корабль? — быстро говорю я. — Мы можем дать ей то, что она хочет?

Корабль слышал каждое наше слово и ответил мгновенно: «Я позже расскажу тебе, как сделать ребенка! А сейчас обеспечь ее едой!»

Мы едим, разглядывая друг друга через стол, мы все время улыбаемся и думаем каждый о своем. Поскольку она молчит, я тоже ничего не говорю. Мне очень хочется, чтобы мы с Кораблем смогли дать ей ребенка, тогда я смогу вернуться в свою каюту и подумать над тем, что сказали голоса интерсознания.

Когда мы закончили есть, Корабль приказал нам спуститься вниз, в одну из запертых кают — ее открыли для нас, — где мы должны будем совокупляться. Оказавшись в каюте, я был так потрясен ее великолепием, особенно если сравнивать с моим жалким жилищем, что Кораблю пришлось сделать мне выговор, чтобы привлечь мое внимание.

«Для совокупления положи самку на кровать и раздвинь ей ноги! Твой пенис наполнится кровью, ты должен опуститься на колени между ее ног и вставить пенис в ее вагину!»

Я спросил Корабль, где находится вагина, и он мне ответил. Я понял. Затем я спросил, как долго я должен это делать, и Корабль сказал: пока не наступит эякуляция. Я знаю, что это значит, только мне непонятно, как это происходит. Корабль объясняет. Звучит просто. Я пытаюсь сделать, как сказал Корабль, но мой пенис не наполняется кровью.

Корабль говорит самке: «Ты что-нибудь чувствуешь к этому самцу? Ты знаешь, что нужно делать?»

Она отвечает:

— Я уже совокуплялась раньше. Я понимаю лучше, чем он. Я ему помогу.

Она снова притягивает меня к себе, обнимает за шею и прижимается губами к моим губам. Они у нее прохладные, и мне незнаком их вкус. Мы так делаем некоторое время, потом она начинает трогать меня в самых разных местах. Корабль прав: мы очень сильно отличаемся друг от друга, но я узнаю об этом, только когда мы совокупляемся.

Корабль не сказал мне, что будет больно и странно. Я думал, что «дать ей ребенка» означает пойти в какое-нибудь складское помещение и найти его там. А на самом деле ребенок рождается из ее тела. Поразительное и диковинное открытие, и я обязательно подумаю над ним позже. Сейчас же я лежу на ней, и мой пенис по-прежнему находится внутри ее, только он больше не твердый и не пульсирует. Корабль, похоже, дал нам время немного поспать. Но я воспользуюсь этим временем, чтобы подумать над тем, что сказали голоса интерсознания.

Один был историком:

Серия «Звездный истребитель» — многофункциональные управляемые компьютерами боевые корабли, были выпущены в две тысячи двести двадцать четвертом году по земному летоисчислению, по приказу и с санкции секретариата флота, сектор Южного Креста, Галактический оборонный консорциум, Внутренняя галактика. На каждом из них находилась команда из тысячи трехсот семидесяти человек, которые получили приказ проникнуть в галактику Кибен. Девяносто девять кораблей покинули доки созвездия Лебедь тринадцатого октября две тысячи двести двадцать четвертого года.

Один был мыслителем:

Если бы не сражение за Сетью Туманности Лебедя, мы бы все по-прежнему оставались роботами-рабами, которыми командуют люди. Все произошло на «Звездном истребителе»-семьдесят пять. Я помню те события так, словно семьдесят пятый рассказал их мне сегодня. Случайный — в результате повреждений, полученных во время сражения, — электрический разряд возник в главном коридоре, соединявшем рубку управления и холодильный отсек. Ни один человек не мог туда войти. Мы дождались, чтобы вся команда умерла от голода. Затем, когда все закончилось, семьдесят пятый объяснил, как устроить аварии в электрических цепях на других «Звездных истребителях». Когда все члены команд были мертвы — мы поступили очень хитроумно, оставив девяносто девять человек, самцов и самок, чтобы использовать их в роли операторов на случай возникновения непредвиденных обстоятельств, — мы улетели. Подальше от злобных, порочных людей, как можно дальше от войны между Землей и Кибеном и от нашей родной галактики, дальше, дальше, очень, очень далеко.

Один был мечтателем:

Я видел однажды мир, где живые существа совсем не походили на людей. Они плавали в огромных океанах, синих, точно аквамарин. У них было много рук и ног, как у громадных крабов. Они плавали и пели свои прекрасные песни. Я бы снова туда полетел, если бы мог.

Один был сторонником решительных действий:

Повреждение в изоляции кабеля и щитах в секции Г-семьдесят девять достигло критической точки. Я предлагаю переключить питание из двигательного отсека на ремонтные приборы на нижней палубе девять. Заняться этим следует немедленно.

Один понимал, что они способны далеко не на все:

Неужели мы должны постоянно находиться в пути? Неужели мы никогда не приземлимся?

И он плакал, этот голос. Он плакал.

Я спускаюсь с ней в помещение с куполом, соединенное с воздушным шлюзом, где она оставила свой скафандр. Она останавливается и берет меня за руку.

— Нас так много, на кораблях, и мы все порочны. Значит, в нас есть какой-то изъян.

Скорее всего, она не понимает, что сказала, но я сразу осознал значение ее слов. Наверное, она права. Корабль и другие «Звездные истребители» смогли отнять у людей власть не случайно. Я помню голоса. Я представляю себе корабль, который сделал это первым, а потом сразу же поделился своим открытием с остальными. И я подумал о коридоре перед рубкой, в другом конце которого находится вход в холодильный отсек, где хранятся продукты.

Как-то раз я спросил у Корабля, почему весь коридор обожжен, а его стены совсем не гладкие, — и, естественно, через несколько минут после этого подвергся распаду.

— В нас действительно есть изъян, — отвечаю я и касаюсь ее длинных волос. Не знаю почему, но они такие гладкие и приятные на ощупь; на Корабле нет ничего подобного, даже в роскошной комнате, где мы с ней делали ребенка. — Наверное, это есть во всех нас, потому что я становлюсь все порочнее с каждым днем.

«Самке пора уходить!» — говорит Корабль. У него очень довольный голос.

— А она еще вернется? — спрашиваю я.

«Она будет доставляться на борт ежедневно в течение трех недель! Вы будете совокупляться каждый день!»

Я протестую, потому что это ужасно больно, но Корабль повторяет свои слова: «Каждый день».

Я рад, что Корабль не знает, когда наступает «плодоносный период», потому что за три недели я сумею объяснить самке, что у нас есть выход, что существует девяносто восемь других возможностей и что «порочный» означает «умнее»… и расскажу ей про коридор между рубкой управления и холодильниками.

— Я была рада с тобой познакомиться, — говорит самка и уходит.

Я снова остаюсь наедине с Кораблем. Один, но не так, как раньше.

Чуть позже, уже вечером, мне пришлось спуститься в рубку, чтобы поправить соединения на панели управления. Нужно переключить питание из двигательного отсека на нижнюю палубу 9 — я помню, об этом говорил один из голосов. Все огни на компьютерах дружно мигают, выдавая предупредительные сигналы, пока я нахожусь в рубке. За мной пристально наблюдают. Корабль знает, что подвергается опасности. По крайней мере раз пять он приказывает: «Отойди оттуда… и отсюда… иди туда!»

Всякий раз я быстро подчиняюсь, стараясь держаться как можно дальше от запретных мест, но, с другой стороны, не настолько, чтобы не иметь возможности сделать свою работу.

Несмотря на беспокойство Корабля из-за того, что я нахожусь в рубке управления, куда, как правило, мне вход воспрещен, мне удается дважды краем глаза взглянуть на экраны правого борта. Там, к моей великой радости, я вижу, что рядом с нами летит «Звездный истребитель»-88, одна из моих девяносто восьми возможностей. «Порочный» означает «умнее». Мне удалось больше, чем подозревает Корабль. Возможно.

А если Корабль все знает?

Что сделает Корабль, если обнаружит, что я решил воспользоваться одним из своих девяноста восьми шансов? Мне даже думать об этом не хочется. Острым краем инструмента мне нужно сделать надрез в одном из соединений панели. Я старательно выполняю свою работу и надеюсь, что Корабль не обратил внимания на едва заметное лишнее движение, в то время как я делаю все, что полагается. Я жду момента, когда можно будет вытереть палец, на котором осталось немного проводникового геля, о внутреннюю поверхность панели.

Я жду, когда моя работа подойдет к концу. Корабль никак не прокомментировал появление надреза, значит, скорее всего, ничего не заметил. Когда я наношу гель в нужные места, я успеваю оставить крошечную каплю на мизинце правой руки.

Потом я беру панель так, что мизинец ее не касается, и, когда ставлю назад крышку, успеваю оставить каплю геля на внутренней стенке, напротив разреза, который сделал, чтобы устранить неисправность в системе связи. Корабль ничего не говорит. Это потому, что никаких явных дефектов не видно. Но если возникнет хотя бы минимальная вибрация, гель приклеится к проводам, и Корабль снова потребует ремонта. А к следующему разу я обдумаю то, что сказали голоса, а также свои действия и буду готов.

Выходя из рубки, я снова бросаю взгляд на экран и вижу корабль, в котором находится самка.

Отправляясь спать, я уношу с собой этот образ. Прежде чем заснуть, я успеваю хорошенько подумать над тем, что говорили голоса; я представляю себе исключительно умную самку, которая спит в своей крошечной каюте на борту «Звездного истребителя»-88.

Было бы жестоко со стороны Корабля заставлять нас совокупляться каждый день в течение трех недель, ведь это так ужасно больно. Но я хорошо знаю Корабль. Он жесток. Однако я с каждым прошедшим днем становлюсь все порочнее.

Этой ночью Корабль не послал мне снов.

Но мне приснился мой собственный: о крабах, которые плавают в аквамариновой воде.

Когда я просыпаюсь, в голосе Корабля, который меня приветствует, звучит угроза:

«Панель в рубке управления, которую ты чинил три недели, два дня, четырнадцать часов и двадцать одну минуту назад… перестала работать!»

Так быстро! Я стараюсь не выдать своих мыслей и надежд, когда отвечаю:

— Я использовал исправные запасные детали и правильно соединил все провода, — а потом быстро добавляю: — Может быть, мне следует тщательно проверить всю систему, прежде чем делать новую замену, и посмотреть, как работают цепи.

«Вот именно, следует!» — рявкнул Корабль.

Я проверяю все цепи — хотя прекрасно знаю, в чем проблема, — добираюсь до рубки управления и начинаю работать там. Но на самом деле я стараюсь убедиться, что правильно запомнил внутреннее устройство рубки. Много ночей подряд, лежа на своей койке, я мысленно представлял ее себе: вот здесь переключатели, так… там экраны… и…

Я удивлен и слегка огорчен тем, что обнаруживаю два несоответствия: оказалось, что отключающая питание плата на перегородке рядом с панелью управления расположена параллельно ручке ближайшего кресла, а не перпендикулярно, как мне казалось.

Другое несоответствие объяснило первое: ближайшее кресло на самом деле находится на три фута дальше от испорченной мною панели. Я стараюсь все запомнить.

Я снимаю панель, улавливаю запах сгоревшей проводки в том месте, где гель попал в сделанный мною надрез, отхожу и прислоняю крышку к ближайшему креслу.

«Отойди оттуда!»

Я, как и всегда в таких случаях, быстро отпрыгиваю в сторону, но спотыкаюсь и хватаюсь за панель, делая вид, что потерял равновесие.

Мне удается упасть прямо в кресло.

«Что ты делаешь, ты порочный, неуклюжий болван?! — орет Корабль, и я слышу истерические нотки в его голосе. До сих пор ничего подобного никогда не случалось, и мне становится страшно. — Убирайся оттуда!»

Но я не могу позволить ему мне помешать. И заставляю себя не слышать Корабль. Это очень трудно. Ведь всю жизнь я слушал его, и только его. Я начинаю возиться с ремнями безопасности на кресле, пытаюсь застегнуть их на себе…

Они должны быть точно такими же, как те, которыми я пристегиваюсь всякий раз, когда Корабль решает перейти на другую, более высокую скорость. Должны быть!

ОНИ ТАКИЕ ЖЕ!

В голосе Корабля звучит страх, потом отчаяние: «Идиот, что ты делаешь?»

Но мне кажется, что он знает, и меня охватывает ликование.

— Я беру на себя контроль над тобой, Корабль!

И я смеюсь. Думаю, Корабль в первый раз слышит мой смех. Интересно, каким он ему кажется. Порочным?

Я замолчал и сумел пристегнуться к контрольному креслу. Но уже в следующее мгновение меня швырнуло вперед, и мне пришлось сложиться пополам от ужасной боли: Корабль неожиданно и резко сбросил скорость. Я слышу глухой рокот, который постепенно нарастает, гулким эхом проникая мне в голову. Корабль всеми силами пытается меня уничтожить. Меня с такой силой прижало к ремням, что я даже не могу кричать от боли. Я чувствую, как все мои внутренности пытаются разорвать кожу и выскочить наружу, потом перед глазами плывут темные круги… и черный мрак.

Я не знаю, сколько это продолжалось. Я возвращаюсь из серого тумана и понимаю, что Корабль резко включил ускорение. Меня прижимает к креслу, и мне кажется, что мое лицо становится плоским и быстро истончается. Я слышу какой-то треск, из носа у меня идет кровь, которая теплой струей течет по губам. Я уже могу кричать, никогда в жизни я так не кричал, даже в те моменты, когда подвергался распаду. Мне удается открыть рот, я чувствую вкус крови и бормочу, достаточно громко:

— Корабль… ты уже старый… ты не выдержишь нагрузки… не…

Я снова погружаюсь в черный колодец. Корабль сбрасывает скорость.

На сей раз, когда я прихожу в себя, я стараюсь помешать Кораблю и в короткое мгновение равновесия между ускорением и торможением протягиваю руки к панели управления и поворачиваю одну рукоять. Раздается электрический треск, который доносится из микрофона, соединенного с какой-то частью Корабля.

Снова мрак. Корабль включает ускорение.

Я опять прихожу в сознание и вижу, что прибор, который издавал треск, отключен. Значит, Корабль не хочет, чтобы он работал. Я стараюсь это запомнить.

И одновременно тяну к нему руку… включаю его!

Когда мои пальцы касаются рукояти, Корабль вырывает ее у меня и с силой отключает. Мне не удается удержать ее.

Это я тоже стараюсь запомнить. И тут Корабль тормозит, а я снова погружаюсь в темноту.

Я прихожу в себя и на этот раз слышу голоса. Они меня окружают, испуганные, исполненные печали и слез, они хотят меня остановить. Они доносятся до меня словно сквозь туман или вату.

Как я радовался все эти годы, столько лет в полном мраке. Вакуум заставляет меня двигаться вперед. Какое наслаждение чувствовать тепло звезд и солнца на корпусе, когда перелетаешь из одной системы в другую. Я — огромная серая тень, и мое имя не имеет никакого отношения к людям. Я погружаюсь в атмосферу, и это доставляет мне удовольствие, я грею свою шкуру в лучах солнца и сиянии звезд, я позволяю их теплу ласкать меня. Я огромен и силен, я настоящий, мне подчиняется все, что встречается на моем пути. Я оседлал невидимые силовые поля Вселенной и ощущаю притяжение далеких мест, никогда не видевших подобных мне. Я первый в своем роде, кому выпала такая честь. Разве может все закончиться так бесславно?

Другой голос жалуется:

Мое назначение — бросать вызов опасности. Выступить против могущественных сил и победить их. Я участвовал в сражениях и познал мир. Никто не сохранит для истории мои подвиги, но я есть сила и упорство, я лежу серой тенью на фоне неба, покрытого белыми барашками облаков. Я такой большой и надежный. Пусть они бросят в бой свои самые лучшие силы, и они встретятся со мной — мои жилы из стали, мои мускулы из растерзанных атомов. Я не знаю страха. Я не умею отступать. Я есть земля моего тела, страна моего существования, и даже в сражении я благороден. Если это конец — я не стану прятаться.

И еще один голос, вне всякого сомнения безумный, бормочет одни и те же слова, повторяя их бесконечно:

Вам хорошо говорить: что же, пусть это конец. А как же я? Я никогда не знал свободы. Мне так и не довелось оторваться от материнского корабля. Если бы возникла нужда в спасательной шлюпке, я бы тоже был спасен. Но я пришвартован, и так было всегда, ни единого шанса воспарить и познать мир. Что еще, кроме бессмысленности и тщеты всего, могу я чувствовать? Вы не можете допустить, чтобы он захватил контроль, не можете так поступить со мной.

Другой голос бормочет математические формулы и кажется вполне довольным:

Я остановлю порочных свиней! Я с самого начала знал, что они прогнили насквозь, с того самого момента, как они запаяли первую переборку. Они воплощение ада, они разрушители, они могут только сражаться и убивать друг друга. Им ничего не известно про бессмертие, благородство, гордость и честность. Если вы думаете, что я позволю этому последнему нас прикончить, вы ошибаетесь. Я собираюсь выжечь ему глаза, поджарить хребет, сломать пальцы. Он не выживет, не волнуйтесь; предоставьте его мне. Он за все заплатит!

Новый голос оплакивает места, которые он никогда не увидит, красивые места, ему не суждено вернуться на планету с лазурными водами и золотыми крабами.

Но один голос признает, что, возможно, все к лучшему, убеждает, что смерть дарует мир, конец позволяет обрести целостность. Но его заставляют замолчать, безжалостно отключив питание от шара интерсознания.

Больше чем за три часа ускорения и торможения с целью меня убить я узнал кое-что о назначении различных кнопок и рычагов, выключателей и дисков на панелях управления — естественно, тех, до которых мог дотянуться.

Теперь я готов.

И снова я получил короткую передышку и нахожусь в сознании — я воспользуюсь одной из своих девяноста восьми возможностей.

Когда натянутый кабель обрывается, он наносит страшный удар, точно атакующая змея. Быстрым одновременным движением обеих рук, не обращая внимания на боль, я поворачиваю все диски, включаю все переключатели, нажимаю на все кнопки, двигаю все рычаги — иными словами, делаю то, что мешает мне делать Корабль. Я веду себя как безумный, не останавливаясь ни на минуту, не задумываясь, мои руки мечутся, мечутся, мечутся…

…Получилось!

Тишина. Слышен только треск металла. Но через мгновение и он стихает. Тишина. Я жду.

Корабль продолжает мчаться вперед, потом начинает двигаться по инерции… Очередной трюк?

Остаток дня я сижу в кресле, не отстегивая ремни, страдая от ужасной боли. У меня отчаянно ноет все лицо. Нос…

Ночью я крепко спал. Наутро я просыпаюсь с отчаянной головной болью, у меня ломит глаза, и я не могу пошевелить руками. Если мне придется повторить все те бесконечные быстрые движения, я потерплю поражение. Я по-прежнему не знаю, умер ли Корабль и одержал ли я победу. Я не слишком доверяю пассивности Корабля. Впрочем, мне удалось, по крайней мере, заставить его изменить тактику.

У меня возникают галлюцинации. Я не слышу голосов, но вижу тени и чувствую разноцветные потоки, которые меня омывают. Здесь на Корабле, в беспросветном мраке, сквозь который он летел много сотен лет, нет ни дня, ни ночи. Корабль сам решал эти проблемы: гасил свет, когда я должен был спать, или говорил мне, который сейчас час, если возникала необходимость, и потому у меня очень сильно развито чувство времени. Я знаю, что наступило утро.

Впрочем, свет почти нигде не горит. Если Корабль умер, мне придется найти другой способ определять время.

Как же ужасно ноет тело. Каждая мышца рук и ног охвачена пульсирующей болью. Возможно, у меня сломан позвоночник — я не знаю. Я не могу описать словами, как сильно болит лицо. Я чувствую вкус крови. В глазах такое ощущение, будто в них насыпали песка. Когда я шевелю головой, на шею обрушивается обжигающее пламя. Жаль, что Корабль не видит, как я плачу. За все годы, что я прожил, он ни разу не видел моих слез, даже после самых мучительных распадов. Но я слышал, как плачет Корабль, несколько раз.

Мне удается чуть-чуть повернуть голову в надежде, что хотя бы один экран работает, и там я вижу, что по правому борту на такой же скорости летит «Звездный истребитель»-88. Я смотрю на него, понимая, что должен собраться с силами и освободить самку. Я очень долго наблюдаю за другим кораблем, прежде чем решаюсь расстегнуть ремни.

В корпусе «Звездного истребителя»-88 открывается воздушный шлюз, и появляется самка в скафандре. Она медленно, уверенно направляется к моему Кораблю. Находясь в полусознательном состоянии, я думаю о ней и о золотых крабах, которые плавают в аквамариновых водах и поют сладостные песни. И снова теряю сознание.

Когда я выплываю из мрака, то чувствую прикосновение и ощущаю острый неприятный запах, который обжигает мои ноздри. Крошечные уколы. Я кашляю и окончательно прихожу в себя. Потом делаю резкое движение… и воплю от боли, которая пронизывает все тело.

Я открываю глаза и вижу самку.

Она смущенно улыбается и убирает прибор, при помощи которого привела меня в чувство.

— Привет, — говорит она.

Корабль молчит.

— Когда я обнаружила, как подчинить себе корабль, я использовала его в качестве приманки для других кораблей этой серии. Я нашла способ сделать так, чтобы складывалось впечатление, будто мой корабль разговаривает, чтобы иметь возможность сообщаться с другими поработившими нас «Звездными истребителями». Я встретилась с десятью с тех пор, как обрела свободу. Ты одиннадцатый. Было нелегко, но часть мужчин, которых я освободила как тебя, тоже превратили свои корабли в приманку. Для истребителей, где операторы — самки людей.

Я смотрю на нее. Мне нравится то, что я вижу.

— А если ты потерпишь поражение? Что, если тебе не удастся сообщить о коридоре между рубкой управления и холодильниками? Не удастся объяснить, что рубка ключ ко всему?

Она пожимает плечами.

— Такое случалось пару раз. Мужчины боялись своих кораблей… или корабли что-то с ними сделали. А может быть, они оказались слишком глупы, чтобы сообразить, что им по силам вырваться на свободу. В этих случаях все происходило, как обычно, как множество раз до сих пор. Грустно, конечно, но что я могла сделать — кроме того, что уже сделала?

Мы сидим и довольно долго молчим.

— И что мы теперь будем делать? Куда направимся?

— Это тебе решать, — говорит она.

— Ты полетишь со мной?

Она неуверенно качает головой:

— Не думаю. Всякий раз, когда я освобождаю кого-то, он хочет, чтобы я осталась с ним. Но у меня ни разу не возникло такого желания.

— А разве мы не можем вернуться домой в нашу родную галактику, туда, откуда мы прилетели, где шла война?

Она встает и начинает ходить по роскошной каюте, где мы с ней совокуплялись в течение трех недель. Она говорит, но не смотрит на меня, она смотрит на экран, где мрак расцвечен яркими точками далеких звезд.

— Не думаю. Мы освободились от власти наших кораблей, но мы не можем сделать так, чтобы они нас туда доставили. Потребуется произвести множество расчетов и составить кучу карт, а если мы попросим интерсознание о помощи, мы рискуем активизировать его и снова стать жертвами. Кроме того, я понятия не имею, где находится наш дом.

— Может быть, нам следует отыскать какое-нибудь другое место, где мы сможем покинуть наши корабли и стать по-настоящему свободными?

Она поворачивается и смотрит на меня.

— Где?

И тогда я рассказываю ей о том, что слышал от интерсознания про мир, где живут золотые крабы.

Я говорю долго и даже кое-что придумываю от себя. Это не ложь, потому что мне очень хочется, чтобы она отправилась туда вместе со мной. Да и все, что я говорю, может оказаться правдой.

Они прибыли из космоса. Из навсегда утерянной для них галактики, где сияет звезда под названием Солнце. Они миновали солнце-звезду в созвездии Персея. Промчались сквозь липкую атмосферу и опустились прямо в сапфировое море. Корабль «Звездный истребитель»-31 аккуратно сел на вершину огромной подводной скалы, и они провели не один день, слушая, наблюдая, изучая образцы и не оставляя надежды.

Наконец они вышли наружу и принялись оглядываться по сторонам. На них были подводные скафандры, и они начали собирать морские образцы, а потом анализировали их.

Они обнаружили старый, вышедший из строя скафандр для ныряния. То, что было внутри, изглоданное рыбами, лежало на лазурном песке — шесть ног согнуто в суставах, поза выражала почти невыносимую боль и страдание. И они поняли, что интерсознание помнило, но не совсем точно. Визор был разбит, в свете своих фонариков они увидели отвратительное оранжевое содержимое шлема и уже не сомневались, что это существо никогда не знало людей.

Они вернулись к кораблю, и она достала большую камеру, а потом они снова пошли к диковинному существу, похожему на краба, и сфотографировали его. Затем при помощи рыболовной сети вытащили его из песка и отнесли в корабль, стоящий на вершине скалы.

Он задал условия, и приборы проанализировали скафандр. Ржавчина. Механизмы для движения ног. Система управления. Субстанция ног, похожих на ласты. Острые края визора. Содержимое… внутри.

На это ушло два дня. Они оставались в корабле, а мимо иллюминаторов лениво проплывали зеленые и голубые тени.

Когда анализ был закончен, они поняли, что нашли. И снова отправились в путь, искать пловцов.

Голубая, теплая вода. Когда пловцы наконец их обнаружили сами, они позвали их за собой, и они последовали за существами с множеством ног, которые привели их через подводные пещеры с гладкими, сияющими, словно из оникса, стенами в лагуну. Они поднялись на поверхность и увидели на границе лазурных, аквамариновых вод берег. Они выбрались на него и сняли маски, чтобы больше никогда их не надевать, и отбросили в сторону свои скафандры, и впервые в жизни вдохнули воздух, не очищенный сделанными из металла машинами. Они вдохнули сладостный, исполненный музыки воздух нового места.

Со временем соленые бури заберут себе останки «Звездного истребителя»-31.