"Всеволод Петрович Воеводин, Евгений Самойлович Рысс. Слепой гость " - читать интересную книгу автора

пускать, ловить, выводить, высаживать, гнать его отовсюду!
Перечисляя все хлопоты, которые доставлял городу Бостан, он совсем
задохся.
- А зачем? Зачем гнать? - удивленно произнес Баширов. - Не надо. С
нынешнего дня, Бостан, если хочешь пройти в кино - проходи. Хочешь в
автобус - садись. Хочешь в баню - пожалуйста. Скажи - Баширов, председатель
городского Совета, велел. А если будут не пускать, - добавил он, исподлобья
поглядывая на Фейсалова, - если будут не пускать, ко мне иди в кабинет. Я
занят, работаю, все равно иди, скажи - я велел.
Он поднялся на ступеньки, держа под руку старика Тафаса, за ним,
покупая у входа билеты, повалили остальные, и только трое остались на
крыльце: Фейсалов, который все еще не мог прийти в себя от слов Баширова,
Бостан, спокойно усевшийся на ступеньках покурить, и я, оставшийся, чтобы
вволю насладиться видом посрамленного Фейсалова. Он постоял, постоял, потом
чертыхнулся и опрометью кинулся в баню догонять Баширова.
- Вот осел, - сказал Бостан.
- Пойдешь домываться в баню или сразу в кино? - признаюсь, с некоторой
завистью спросил я.
Он зевнул.
- Неохота в кино. Вчера три сеанса просидел подряд. Неинтересно.
Он выплюнул окурок и встал. Штаны, пропитавшиеся мылом, облепили его
ноги.
- М-да, - сказал он задумчиво, - мыло-то придется смыть. Ну, к богу,
завтра уеду на Волгу мыться. Барахло, в общем-то, ваша баня.
Он говорил непонятными мне словами.
- Что значит барахло? - спросил я.
- Барахло, это по-персидски, или по-турецки, или по-русски - не помню.
Это значит - дрянь.
- Знаешь что? - сказал я. - Какой тебе смысл ехать мыться на Волгу,
когда у нас тоже есть речка. Пойдем на речку?
Он подумал, подумал и согласился. Мы пошли. С этого дня и началась наша
дружба. Разумеется, назавтра он никуда не поехал - не во всяком городе ему
разрешалось входить без билета в кино и в автобусы. А потом произошли те
события, из-за которых он, вернее - мы оба, вообще едва не пропали.
Ко всему сказанному об этом дне я добавлю только одну маленькую
подробность, которая тогда меня очень удивила.
Часа в четыре дня Бостан прилег вздремнуть в чьем-то винограднике, а я
вернулся домой. Мне ужасно хотелось рассказать кому-нибудь о том, что
произошло сегодня возле бани. Мать была еще в прачечной, и я побежал на
площадь, с тем чтобы хоть на бумажке вкратце написать об этом Сулейману. Он
сидел в своем карагаче, низко нагнувшись над столиком, спиной ко мне. Я
протянул руку и трижды - это я очень хорошо помню, что трижды, - притронулся
пальцем к его плечу. Он откинул голову. Никогда я не видел у него такого
лица. Четверть минуты, нет, меньше того, он смотрел на меня, и у него
прыгали губы. Я сам перепугался так, что даже забыл о том, что он калека и
ничего не слышит, и забормотал: "Что ты, Сулейман, что ты так смотришь на
меня?" Потом он ласково мне улыбнулся и указал на солнце, сухим жаром
обдававшее площадь. Я решил, что, когда притрагивался пальцем к его плечу,
он просто дремал от зноя и усталости, - чем же другим можно было объяснить
его испуг? Он отер рукавом лоб, на котором выступали мелкие капельки пота, а