"Михаил Водопьянов. Валерий Чкалов ("Жизнь замечательных людей") " - читать интересную книгу автора

расценили этот полет как бессмысленное трюкачество. Валерий принимал
поздравления и одновременно отшучивался от нападок.
- Чего вы от меня хотите? - говорил он. - Французский летчик за большие
деньги взялся пролететь под Эйфелевой башней. Полетел и разбился. А я под
мост даром слетал.
- Вовсе не даром, Валерий, - дружелюбно-иронически заметил один из
летчиков. - Ты еще получишь за этот полет... суток пятнадцать гауптвахты.
На этот раз, однако, командование части ограничилось тем, что вынесло
Чкалову за неуставные действия строгое предупреждение.
И. П. Антошина в то время не было. Вернувшись в Ленинград, он вызвал
Чкалова и долго беседовал с ним. Валерий был еще молод, недостаточно опытен
и не все, что чувствовал, умел передать собеседнику. Но Антошин понял и
оценил по заслугам искреннее стремление Чкалова доказать, как далеко может
шагнуть мастерство пилота, соединенное с мужеством и волей советского
человека.
"Этот полет, - пишет И. П. Антошин в своих воспоминаниях, - отнюдь не
был воздушным лихачеством, как кое-кто называл смелые полеты Чкалова, -
здесь был трезвый, уверенный расчет..."
Такая оценка не помешала Антошину побранить Чкалова за слишком большой
риск. Положение командира эскадрильи обязывало его осторожно относиться ко
всему, что выходило за рамки дозволенного уставом.


* * *

Особая Ленинградская истребительная эскадрилья вела свою историю от
11-го авиационного отряда, которым в последний год своей жизни командовал
знаменитый Нестеров.
Как-то раз, доказывая Антошину вредность чрезмерных ограничений в
высшем пилотаже, Валерий для большей убедительности сослался на Нестерова.
- Его тоже на гауптвахту хотели посадить за то, что летал не по
уставу, - упрямо напомнил он.
- Так ведь это же было до революции, и это был Петр Николаевич
Нестеров! - возразил Антошин. - Его приоритет признал даже известный
французский летчик Пегу, которого во всех газетах мира, в том числе и
русских, называли тогда "творцом мертвой петли".
А Пегу сделал на самолете только французскую букву S, и то позже
Нестерова.
- Про Пегу я знаю, - сказал Валерий. - Читал, как он провозгласил тост
за талантливых русских летчиков и поздравил Нестерова с его первой в мире
мертвой петлей. Что ж, видимо, порядочный человек был этот французский
летчик, не захотел чужих лавров. Но все-таки далеко ему до нашего Нестерова!
Пегу ездил по белу свету, торговал авиационным мастерством. А Нестеров
отказался от полетов в Европе, как его ни заманивали иностранные
предприниматели, каких золотых гор ни сулили.
- Да, великий патриот был Нестеров, - задумчиво проговорил Антошин. -
Он и погиб со славой. Первым в мире таранил врага...
После минутного молчания Валерий заявил с горячностью:
- Не подумайте, что я равняю себя с Нестеровым. Но, поверьте мне, в
авиации я пустым местом не буду. Добьюсь своего!