"Леонид Влодавец. Мародеры." - читать интересную книгу автора

кое-что интересное...
- И чего, - залюбопытствовала бабка, - чего расскажет, то в историю
запишут?
Никита подавил усмешку и ответил:
- Ну, в какой-то мере - да.
- А если он тебе наврет чего? Тоже запишешь?! - прищурилась бабка.
- Ну, я запишу, как он скажет, а потом проверю...
- Та-ак... - с явным подозрением произнесла бабка. - Стало быть, все, чего
ни соврешь, проверить можно?
- Все - не все, а кое-что можно. Вы не знаете, он из города не уезжал?
- Не знаю, сынок. Не видела. Замок висит, стало быть, дома его нету.
- Понимаете, не мог он так просто уехать. Вот, - сказал Никита, доставая
из внутреннего кармана куртки письмо, полученное от Ермолаева.
Бабка отодвинула письмо от глаз на полметра и поглядела:
- Рука его... Ладно, пойдем в дом. А то у меня очки там, а без них мне и
не прочесть ничего.
Никита вошел в горницу, где у бабки был идеальный порядок: обои почти не
линялые, на окнах цветочки и тюлевые занавески, пол покрашен, застелен
половиками, на отделанной кафелем печке-голландке приклеены переводные
картинки, на диване вышитые подушечки, на стенах семейные фотографии,
портреты Ленина, Сталина и Брежнева, почетные грамоты в рамках и красный
вымпел "Передовику социалистического соревнования", на гардеробе мраморные
слоники, а в углу - небольшая икона Николы-Чудотворца.
Хозяйка нацепила выпуклые дальнозоркие очки. Зажгла лампу и стала читать,
тихо шевеля губами. То, что она читала, Никита знал почти наизусть:
"Дорогой Никита!
Со стариковским приветом к вам Василий Михалыч. Рад я, что в Москве моего
отца помнят и даже в музее теперь держат. А наши-то забыли. Говорят, что и
улицу-то его имени скоро обратно назовут Малой Лабазной, как при царе
было. И еще, гады, смеются. Мол, что ж тебе, сыну героя гражданской войны,
Советская власть квартиру не дала? Эх, да не буду уж писать, одно
расстройство. Мне все одно 81-й год идет, помру и отмаюсь. А насчет
приехать - милости прошу. Расскажу все, что мне мать про отца говорила, -
сам-то я его и дня не видел. Если нетрудно, то подъезжайте в эти выходные,
буду дома. Не удастся - так сообщите, когда будете. Мне так все равно,
когда, только чтоб не прождали лишку. А то здоровьишко-то уже не бойкое.
Осколки вроде уж не колются, а сердце никак не отладят, разболталось. Так
лучше поскорее езжайте, а то и не успеть можно. Жду с нетерпением.
Василий Ермолаев".
- Вроде бы он писал... - задумчиво произнесла бабка. - Значит, тебя Никита
зовут? В честь Хрущева, что ли?
- Нет, навряд ли. Я родился через три года после того, как он умер. А вас
как зовут?
- Меня Степанида Егоровна Крохмалева зовут. Можно звать Егоровной, как
по-улишному, а внуки бабой Степой называют... Вот чего я тебе, Никита,
скажу. Я Василия Михайловича очень уважаю, поскольку он мастер хороший
был, и войну отвоевал и отцову славу ничем не позорил. А главное - не лез
за отцовским именем квартиру пробивать, дачу и все такое. Наоборот,
сколько раз ему говорили: "Вот тебе, Михалыч, двух- или там,
трехкомнатная, съезжай отсюда, а в доме вашем мы музей сделаем". Первый