"Леонид Владовец. Призраки бездонного озера" - читать интересную книгу автора

по клетке. Ш-ших! - меч со свистом рассек воздух. Брям! - угол позолоченной
клетки с лязгом отвалился, и сова, не будь дурой, тут же выпорхнула из нее
на волю.
- Спасибо, Иван-Царевич! - басом проухала сова, взмахивая крыльями и
поднимаясь в воздух. - Будет худо - кликни меня, я тебе пригожусь!
- Во-первых, меня Женя зовут, а во-вторых, я не царевич... - произнес
добрый молодец, но сова уже взмыла на большую высоту и стремительно унеслась
куда-то за озеро, в сторону дальнего леса. К тому же в этот момент обломки
позолоченной клетки сгорели тем же синим пламенем, что и все прошлые "худые
вещи", и Женька смог сделать завершающий шаг по серебристой дорожке к берегу
озера...
В ту же секунду впереди, в камышах, там, где возвышалась
Болотница-Охотница, вода забурлила, заклокотала, из глубин озера повалил
зеленоватый пар, а затем в считанные секунды из-под воды поднялся огромный,
размером со стог, гладкий черный камень, по форме напоминавший чудовищных
размеров яйцо, обращенное острым концом вверх. А Болотница-Охотница
оказалась на самой верхушке этого камня и восторженно захихикала.
Камень стоял не совсем рядом с берегом, а метрах в десяти от него.
Поэтому, должно быть, серебристая дорожка прямо на Женькиных глазах
удлинилась, рассекла заросли камыша и уперлась прямо в камень.
- Ступай сюда, Иван-Царевич! - приплясывая на верхушке камня, позвала
Болотница-Охотница.
- Никакой я не царевич! - проворчал Женька. - И уж тем более не Иван!
Меня, между прочим. Евгений Павлович зовут!
- Ишь, каков гордец-молодец! - презрительно хохотнула
Болотница-Охотница. - Царевичем ему быть зазорно! Небось, в самые цари
захотел, невежа?! Рано тебе еще с отчеством зваться, нос не дорос. А
касательно того, что ты не Иван, так здесь у нас каждый состоит под тем
именем, которое здешним обычаем уставлено. Далече ты залетел, соколик ясный!
Все молодцы, что доспехи, меч да щит раздобыли и к Черному камню вышли,
Иванами-Царевичами становятся.
Где она в этой своей речуге врала, а где нет, Женька разбираться не
захотел. Потому что покамест в этом надобности не видел. Гораздо больше его
волновало то, что камень выглядел совершенно черным и никаких надписей, о
которых в свое время говорила Ледяница-Студеница, на нем не горело.
Но Ледяница и в этот раз не обманула. Едва Женька сошел с берега на
висящее над водой продолжение серебристой дорожки, как на черной, как уголь,
поверхности камня стали постепенно проступать светящиеся буквы, и чем ближе
Женька подходил к камню, тем ярче эти буквы светились. Если в самом начале
они были фиолетового цвета, то потом разгорелись до темно-синего и наконец
стали небесно-голубыми.
Вообще-то Женька побаивался, что на камне будут написаны какие-нибудь
непонятные значки или там иероглифы, которых он нипочем не прочтет, но буквы
были самые обычные, русские и не древние, какими триста лет назад писали, а
вполне современные. И надпись была вполне понятная, хотя и похожая на
рекламную:

ВОТ, ЛИСА - Я ДАРЮ ТРЕСКУ!

- Тут треска не водится, - заметил Женька и тихонько вздохнул,