"Евгений Витковский. Против энтропии (Статьи о литературе)" - читать интересную книгу автора

грешник допущен быть к нему не может, -- просфора многажды служила набожным
героям мировой литературы защитой от демонов и от искушений. Этот мотив
будет десятки раз разработан в более поздней литературе и, хотя рыба на
столе в доме Иосифа лежит отдельно от незримой чаши Святого Грааля,
символика, впервые выявленная у Кретьена де Труа, присутствует полностью.
Исследователи не без оснований предполагают, что сюжет поэмы Робер де
Борон "не сам придумал". В уже цитированной книге Р.Майера есть отсылка на
"одно из апокрифических евангелий, обладавшее в средние века высоким
авторитетом. "Gesta Pilati" ("Деяния Пилата"), первая часть Евангелия
Никодима, рассказывают, как Иосиф Аримафейский предстает перед синедрионом и
описывает все, что он пережил в темнице"* -- история пребывания Иосифа
Аримафейского в темнице в этом апокрифе, согласно Майеру, довольно близко
совпадает с действием поэмы Робера де Борона (которую он, явно не делая
различия между поэтической версией и прозаической, так и называет -- "Иосиф
Аримафейский"). Упоминаемое Евангелие от Никодима, традиционно датируемое
III веком, существует в русском переводе*. Необходимо отметить, что в трех
первых синоптических Евангелиях имя Никодима вообще отсутствует, его
называет лишь евангелист Иоанн в своем "евангелии духа".
Евангелие от Никодима -- один из основных источников известного в
иконописи сюжета "Сошествие во ад"; облагороженный в нем образ прокуратора
Понтия Пилата на европейскую церковь в целом оказал мало влияния. Множество
апокрифов, -- прежде всего опубликованные в русском переводе вместе с
вышеупомянутым "Евангелием от Никодима" "Сказания о смерти Пилата", --
содержат элементы, попавшие в роман де Борона: путешествие Св.Вероники
вместе с принадлежащей ей реликвией в Рим, в другом апокрифе под названием
"Отмщение Спасителя" содержится история о том, как Иосиф пребывал в
заточении вплоть до завоевания Иерусалима римлянами; после штурма города
рушатся и стены его темницы, Иосиф выходит и повествует о том, что жизнь его
поддерживалась пищей, ниспосылаемой от Господа прямо в его узилище; известна
версия исцеления императора (на этот раз непосредственно Тиберия) от проказы
и обращения императора в число последователей Христа -- и многие другие
тексты, значительная часть которых могла быть известна поэту в совершенно
иной версии, нежели нам.
В конце поэмы Брон (Хеброн), зять Иосифа Аримафейского, оказывается тем
самым Королем-Рыбаком, с упоминанием которого связано первое появление слова
"Грааль" в поэтическом тексте -- в романе Кретьена де Труа. Король-Рыбак с
верными ему сторонниками принимает на хранение чашу Святого Грааля -- и
уходит в неизвестные, однако явно западные края. Робер Де Борон обещает еще
множество повествований о судьбе чудесной чаши; два таких продолжения,
записанные прозой, сохранились, -- однако, как всякий хороший рассказчик,
Робер де Борон отнюдь не собирался удачную историю заканчивать: тысяча лет,
самый малый срок, отделявший его время он времени жизни родственников Иосифа
Аримафейского, сулила еще множество сюжетных линий, перемен владельцев
священного предмета, неожиданных поворотов действия; почти ни одна "история
с продолжением" не заканчивается иначе как на полуслове, "на самом
интересном месте". Продолжение обычно начинается в таких случаях с введения
новых героев и необходимого краткого пересказа первой части, -- именно
такова сохранившаяся в прозаическом виде целиком и в поэтическом в объеме
502 стихов вторая часть романа -- "Мерлин"; впрочем, этот сюжет русскому
читателю хорошо известен, хотя Мерлин здесь -- волшебник весьма недобрый,