"Райдо Витич. Анатомия Комплексов (часть 2) " - читать интересную книгу автора

появлялся все реже и реже, впрочем, и дома-то старался не сидеть, мотался по
советам, другим планетам - связи налаживал. И что их налаживать? Понятно -
бегал от невесты под благовидным предлогом. Быстро она ему надоела, а
объясниться, изменить положение дел не решался.
Алена тяжело вздохнула и вышла из комнаты: хватит ей с истуканом
разговаривать.
Девушка пошла в детскую.
Эту комнату охраняли сильней Форт-Нокс, а детей лучше, чем президентов
на Земле. Сенсорные стойки у входа просветили ее насквозь, идентифицировали
и, наконец, впустили.
На двух сказочных кроватках, в виде распустившихся цветочных бутонов,
мирно посапывало два чуда, национальное, флэтонское достояние, сокровище
династии Лоан, гордость и счастье Рэйсли, предметы его пристального внимания
и обожания, маленькие, непоседливые проказники. Жаль только, назвали их, ее
не просясь. Постановил Лоан самолично - быть сыну Рэйнгольфом, а дочери
Эйфия - все, носить деточкам признак самодурства папашиного до самой смерти.
Лучше б Гаврюша да Марфуша назвал, Алена б это проще перенесла, спокойнее.
Ничего, приспособилась, сына Рэнни зовет, а дочь Эя, а когда папочка не
слышит - просто Фея, а что? Очень похожа, и для языка не так обременительно.
Мальчик спал, широко раскинув руки и чуть приоткрыв рот, длинные
ресницы подрагивали, лицо сосредоточенное, немного хмурое.
Рэнгольф - русоволосый, синеглазый, смышленый и верткий мальчишка,
такой же вредный и упрямый, как отец. Замкнутый, странный, из тех, про кого
говорят - сам себе на уме. Подойдет к матери, обнимет ручонками, вперит
синие огромные глазища, не по-детски серьезные и внимательные, и будет
пристально следить за ней, пока та его гладит, потом резко сорвется и
забудет, что она здесь.
Алена не знала, как себя с ним вести, терялась.
Эйфия другая, более живая, смешливая, озорная, непоседливая. Везде ей
свой нос сунуть надо, все узнать: то колье материно на вкус попробовать, то
разломать построенный братиком замок, чтоб узнать, что ж там внутри, а потом
еще и Рэйнгольфа кубиком по голове брякнуть, чтоб не возмущался. Ее если и
приласкаешь, то лишь, когда спит, в другое время недосуг девочке на
материнские нежности время тратить, посидеть спокойно рядом или на коленях.
Только обнимешь, прижмешь, увернется проказница, надует губки, лукавые
голубые глазки сощурит и зальется смехом, убегая.
Она даже спала беспокойно: ворочалась, брыкалась, вскидывала ручки,
морщилась и смеялась. От нее исходил чудный аромат, напоминающий Ворковской
дом - девочка пахла мандаринами, хвоей и морозной свежестью, словно в новый
год в сосновом бору разом очистили ящик цитрусов.
Алена улыбнулась, склоняясь над спящей дочерью, протянула ладонь, чтоб
погладить, убрать непослушные, точь в точь, как у отца, трехцветные локоны,
упавшие на щеку, и вздрогнула. Прямо перед ней выросла степцерка, уставилась
рысьими черными глазами, не мигая, настороженная, натянутая, как струна,
того и гляди, зубами в ладонь вцепится.
- Фу! - брякнула Алена, и та, презрительно скривившись, нехотя отошла,
но взгляд так и не отвела. 'Церберы!' - качнула головой девушка. Странные,
страшные, не женщины, а меч самурая. Худые, высокие, плоские и словно
резиновые - не поймешь, где локти, где колени. Взгляды, что бритва, кошачья
грация, реакция под стать Лоан и силы не меньше.