"Виталий Слюсарь(Вистар). Океан" - читать интересную книгу автора

- Знаете, почему? Океан живет своей, непостижимой для нас
жизнью. Он слишком велик для человека, и потому непонятен. А
великим и непонятным можно либо восхищаться, либо бояться его.
Эти слова удивили Соколова: он никак не ожидал услышать
нечто подобное от мрачного смотрителя маяка. В первую ночь он
долго не мог уснуть. Свистел ветер, грохотал прибой, раздавался
басовый рев маяка, перекрывавший все остальные звуки, яркий луч
света пронзал мрак, выхватывая из темноты огромные волны, словно
рвущиеся к клубящемуся тучами небу...
К утру шторм стал еще сильнее. Соколов вместе со
смотрителем поднялись на самую вершину маяка. На небольшой
площадке было тесно из-за механизма, приводящего в действие
прожектора, но еще теснее и неуютнее было от ветра, достигшего
ураганной силы. Ивченко молча копался в механизме, а Соколов
стоял, вцепившись руками в ледяные металлические поручни и не
мог оторвать взгляда от раскинувшейся внизу устрашающей, но
величественной, обладающей какой-то магической притягательностью
картины буйства стихии. Океан сделался черным, его волны стали
еще выше и быстрее, они неслись к острову и всей своей массой
разбивались о камни. Вверх, к затянутому низкими серыми тучами
небу взметались облака водяных брызг и пены... Прибой
превратился в непрерывный грохочущий гром. Соколову казалось,
что он слышит, как остров содрогается от ударов волн, словно это
не океан внизу, а какое-то огромное существо бросается на берег
с каждой новой волной и безуспешно откатывается назад...
Соколов вспомнил слова Ивченко, когда сел просмотреть
рукописи, которые захватил с собой, намереваясь закончить
кое-что здесь, на острове. Тогда, всего несколько дней назад,
написанное казалось ему умным и уместным, а сейчас, странное
дело, он листал страницу за страницей с ощущением, что это
чьи-то чужие мысли. Он попытался исправлять, но выходило еще
хуже. Все было глупо и ненатурально. "Все не то, совсем не то, -
думал он. - Во всем виноват океан... Действительно, им можно или
восхищаться, или бояться его. Ивченко, похоже, восхищается, а я,
значит, - боюсь?"
Повинуясь безотчетному импульсу, он сгреб все рукописи и
спустился на кухню. Ивченко был там, читал газету, широко
расставив локти на столе. Соколов присел на корточки возле
печки, развел огонь. Несколько минут он бросал в огонь пачку за
пачкой и ворошил бумагу кочергой. Пустые слова взлетали мелкими
чешуйками пепла и уносились в дымоход. Когда все догорело,
Соколов поднялся и подошел к окну.
Ивченко молча смотрел на него.
За окном ветер быстро гнал черные тучи, меж ними сверкали
молнии, и с каждой минутой становилось темнее, будто наступала
ночь.
- Почему вы сожгли свои рукописи? - спросил Ивченко,
складывая газету.
- Океан заставил меня сделать это, - сказал Соколов, не
отворачиваясь от окна. - Там было слишком много лжи. Сегодня я