"Януш Леон Вишневский. Постель" - читать интересную книгу автора

Януш Леон Вишневский

Постель

Аритмия

Длина катетера около ста десяти сантиметров, диаметр 0,42 миллиметра,
он сделан из полиуретана. К концу катетера прикреплен электрод в виде
четырехмиллиметровой иглы. Каждый электрод имеет свой номер. На его
электроде стоял номер 18085402350. Врачам в принципе не обязательно знать
этот номер, но бухгалтеры в клиниках должны знать, чтобы провести его по
статье "Амортизация аппаратуры". Электрод списывается после трех процедур. В
министерстве здравоохранения решили, что электрод можно воткнуть в три
сердца и после этого его можно "снять с баланса". В случае летального исхода
снятие с баланса происходит автоматически, на любой стадии эксплуатации и
сопровождается "свидетельством о смерти пациента". Катетер вводят в
бедренную вену справа в паху.[1]

У него была вздутая бедренная вена справа в паху. Я это отлично знаю,
потому что целовала это место много раз. Всегда, когда я касалась его губами
или языком, он накрывал мою голову ладонями, дрожал и шептал мое имя. В
разных местах трогал пальцами мою голову, иногда нежно, иногда сильно
прижимая их. Но только левой рукой. Правой в это время гладил меня по
волосам. Я никогда не спрашивала его, какой концерт в эти минуты звучал в
его воображении. Он скорее всего стал бы отрицать, чтобы не ранить меня. Но
это наверняка было бы ложью. Ведь я всегда проигрывала в сравнении с его
музыкой. В постели тоже.
Он даже раздевал меня так, будто доставал из футляра свою скрипку.
Благоговейно, торжественно. Как скрипач, который ласкает свой инструмент.
Гладит пальцами старое, благородное дерево, смахивая какие-то незаметные и
только ему одному видимые пылинки. Потом смотрит на нее. И этот взгляд,
наверное, самое прекрасное. Вот так же он смотрел и на меня, обнаженную, как
на свою скрипку перед большим и важным концертом. И хотя я знала, что этим
концертом он приведет меня в восторг, опьянит и выпьет до дна, я
чувствовала, что, даже когда он изольется в меня, он будет слышать при этом
не мой крик и не мой стон, а какой-то чертов контрапункт. Потому что даже
постель была для него концертным залом.
Я чувствовала его дыхание, ощущала вибрацию смычка, скользившего по
струне. Как будто он проник в мою душу и нежно подул на волосы. С этой поры
все стало общим: дыхание, время, воздух, тело. И не в тягучих альтовых
звуках слышались тоска и страсть, а в быстрых, резких, сильных. Сначала
солист, piano, выводил тему. Наши взгляды встретились на середине зала,
задав общий темп, добавив экспрессии, колорита. Потом зазвучало tutti
оркестра, и лес смычков синхронно менял направление, быстрее возрастало
напряжение, громче и необузданней становилось звучание. Наконец только он,
скрипач, и я, в совершенной гармонии, оба едва переводившие дыхание,
испытывали нечто незабываемое, необходимое для утоления иссушающей жажды
друг друга. С той только разницей, что я в конце пути слилась в единое целое
только с ним, тогда как он - с последним тактом финала...