"Война, какой я ее знал" - читать интересную книгу автора (Паттон Джордж Смит)

Реки, реки, реки и глухая защита

В соответствии с планами 29 января один батальон 4–й пехотной дивизии 8 корпуса начал переправу на другой берег реки Ур. 90–й дивизии предстояло пересечь данную водную преграду севернее в ночь того же дня. 87–я дивизия, которая благодаря рельефу местности находилась дальше от берега, выдвигалась вперед для атаки.

Я вызвал генерала Эдди для обсуждения планов предстоящего наступления его корпуса на Битбург на севере. Мы оба прекрасно отдавали себе отчет, что сил для такого маневра у нас недостаточно, но рисковали в надежде, что сработает.

Поскольку мой план предполагал замещение 20–го корпуса частями Седьмой армии на участке треугольника Саар—Мозель, кроме Эдди я также вызвал Уокера для обсуждения схемы замещения его подразделениями частей 12–го корпуса в правом секторе зоны ответственности последнего, после того как 12–й пойдет в наступление. В тот момент мы думали, что 20–й корпус освободится сразу же, как только будет взят Кольмар.

Мы получили «приятную» информацию относительно того, что 35–я дивизия отправится в распоряжение командования Девятой армии и не вернется к нам, как предполагалось, но то обстоятельство, что мы «одолжили» ее Седьмой армии, будет учтено. Дивизия была одной из старейших в составе Третьей армии и всегда отличалась высокой боеспособностью.

С точки зрения поддержания морального духа личного состава, перемещение дивизии даже из одного корпуса одной и той же армии в другой — безусловная ошибка. Соответственно еще большая ошибка передавать корпус из состава одной армии в другую. Между тем именно наше умение манипулировать подразделениями, вне сомнения, стало во многом залогом нашего успеха.

В период января — февраля 1945 г. дела со снабжением и присылкой пополнений обстояли хорошо, как никогда раньше.

30–го числа я отправился в Бастонь, откуда, встретившись с генералом Мидлтоном, поехал в Сен—Вит. Городов, разрушенных столь же сильно, как этот, я не видел со времен Первой мировой войны. Ответственность за то, во что превратились здания Сен—Вита, лежала как на немцах, так и на американцах с британцами.

По дороге мы имели возможность взглянуть на поле танкового сражения времен начала прорыва немцев. С обеих сторон то тут, то там я насчитал более сотни единиц американской бронетехники и издал приказ подвергнуть тщательному осмотру каждый танк, описать характер пробоин, направление и угол атаки снарядов, а также их калибр. Наступала пора учиться строить более надежные танки. Распоряжение мое позднее было исполнено, а все собранные таким образом данные переданы в соответствующее управление.

Поскольку из—за сильных разрушений Сен—Вита проехать через город не представлялось возможным, саперам 8–го корпуса пришлось прокладывать обводную дорогу. Пока почва оставалась промерзшей, объезд функционировал прекрасно, позднее, когда началась оттепель, пользоваться им стало почти невозможно. Однако к тому времени инженеры успели провести дорогу через превращенный в руины центр города.

На обратном пути мы нанесли визит в успешно развивавшую наступление 87–ю дивизию, частям которой на северном участке своего фронта удалось продвинуться на двенадцать километров. 4–й пехотной дивизии, в которую мы заехали позднее, не посчастливилось добиться столь же обнадеживающих успехов. И в той и в другой дивизии были приняты все меры для снижения случаев обморожения и заболевания траншейной стопой. Эта напасть все еще продолжала угрожать, поскольку солдатам приходилось форсировать множество рек и речушек. В действительности же заметный рост потерь, связанных с болезнями, отмечался только тогда, когда выдавалась особенно плохая погода.

Американские солдаты — народ изобретательный. Если им не удавалось овладеть городом и заночевать в более или менее сносных условиях, они скатывали снежные комья огромной величины, делали из них и еловых веток укрытия, где спали группами по три—четыре человека. Как можно сражаться в условиях, когда температура ниже нуля, находится за пределами моего понимания.

90–я дивизия, которую мы посетили в последнюю очередь, как обычно, действовала отлично и вполне справлялась с поставленными задачами.

Три других корпуса пока еще находились в обороне и проводили реорганизацию.

Эдди собирался начать наступление на Битбург 6–го, я же велел ему сделать это 4–го. Он горько посетовал на то, что я никогда не учитываю факторов места и времени. Я же ответил, что если бы я поступал с командирами корпусов так, как он хочет, мы все еще находились бы где—нибудь к западу от Сены.

После разговора с Эдди я связался с командованием 12–й группы армий, чтобы узнать, не могу ли я использовать 9–ю бронетанковую дивизию и еще одну пехотную, с тем чтобы заменить изрядно поредевшую 17–ю воздушно—десантную. Когда генерал Аллиен позднее перезвонил мне, то «обрадовал», заявив, что я не только не могу взять ни человека, но вообще не должен ничего предпринимать до поступления соответствующих распоряжений. В результате мне пришлось сказать Эдди, чтобы он отложил намеченное на 4 февраля наступление.

Я отправился в Тионвилль, где пообедал с командиром 20–го корпуса, а потом поехал в 94–ю дивизию, где имел откровенный, но не очень приятный разговор с ее командиром, поскольку небоевые потери, а также численность попавших в плен к неприятелю были здесь самыми высокими в армии. Я велел собрать всех офицеров, по возможности большее количество военнослужащих сержантского состава и рядовых и повторил им все то, о чем говорил с командиром, заявив им открыто, что слишком много их товарищей попало в плен, а потому они должны исправить положение, чтобы их дивизия производила лучшее впечатление.

По возвращении в штаб—квартиру я получил сообщение от Брэдли — мне предстояло передать 95–ю дивизию Девятой армии. Как всегда, я начал отбиваться, но мне было заявлено, что это — распоряжение Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне. Брэдли также сказал, что я должен прибыть в Спа, в Бельгию, на обсуждение планов предстоящего наступления.

2 февраля мы с полковником Харкинсом и Кодменом поехали на машине в Спа через Бастонь и Гуффализ. Последний город практически перестал существовать, поскольку был разрушен даже сильнее, чем Сен—Вит.

Спа — курорт с водолечебницами. В 1918–м здесь помещалась штаб—квартира Гинденбурга — штаб—квартира Первой армии теперь занимала то же помещение. Любой, кто находился здесь, мог видеть из окон пруд, вокруг которого прогуливался кайзер,[196] ожидавший Гинденбурга, чтобы принять решение — продолжать войну или нет.

На совещании нас уведомили о том, что генерал Эйзенхауэр получил указание объединенного комитета штабов передать Девятую армию британской 21–й группе армий под начало Монтгомери. Не было ли то попыткой генерала Маршалла таким образом заставить действовать четырнадцать британских дивизий, которые до сих пор практически ничего не делали?

Целью наступления провозглашался захват как можно более широкого участка берега реки Рейн, чтобы в случае падения Германии мы могли бы быстро переправиться на другую сторону.

Я не сомневался тогда, что, хотя наступление британцев не могло начаться даже раньше 10 февраля, подготовленное и фактически уже развертывающееся наступление Первой и Третьей армий помогло бы нам продвинуться дальше и быстрее. Чтобы подсластить пилюлю, нам разрешили продолжать продвигаться вперед при условии, что потери и расход боеприпасов не будут слишком заметными.

Кроме того, я узнал, что 6–я группа армий не смогла взять Саарско—Мозельский треугольник. На самом деле неудача 6–й группы армий оказалась благотворна для меня, поскольку вследствие этого Третья армия позднее получила возможность взять Трир и повести наступление через земли Палатината. В тот же момент, как бы там ни было, я очень огорчился. Вот еще один из множества продемонстрированных мне жизнью примеров того, как крупная неудача становится дорогой к будущим успехам.

Все мы в тот день страшно расстроились, поскольку считали позором для американской армии завершать войну сидя в обороне. Что особенно разозлило нас, так это информация относительно того, что в Штабе командующего союзническими экспедиционными силами занимались созданием резервов, то есть поступали как те, кто запирает конюшню, после того как лошадь оттуда уже украли. Разумеется, в сложившейся ситуации никакие резервы больше не требовались, существовал один путь — собрать все силы и немедленно атаковать везде, где только можно.

3–го я созвал к себе всех командиров корпусов, чтобы обсудить с ними перспективы дальнейших наступательных действий. Генерал Мидлтон заявил, что, хотя он не хочет передавать 95–ю дивизию в распоряжение Девятой армии, все же считает, что смог бы наступать и с оставшимися у него тремя пехотными дивизиями. Учитывая тот факт, что дороги в секторе ответственности его корпуса находились в очень плохом состоянии, продвижение 95–й дивизии все равно оказалось бы осложнено. Принимая это во внимание, Эдди мог бы продолжать атаку на Битбург, и я велел ему идти на прорыв в ночь с 6 на 7 февраля.

Все, что дала нам встреча в Спа, так это потерю двух дней в самом начале наступления. Мои планы, основывавшиеся на допущении относительно неспособности немцев ответить серьезным контрнаступлением, доказали свою правоту.

Я сделал попытку, правда безуспешную, закрепить за собой 9–ю или 10–ю бронетанковую дивизию, чтобы обеспечить возможность 20–му корпусу очистить треугольник Саар — Мозель.

4–го я посетил госпитали и удивился сравнительно малому количеству раненых, однако нашел трех военнослужащих с самострелами: в двух случаях раны были в левой ноге, а в третьем, в левой руке. Я склонен считать такого рода ранения самострелами. Я издал приказ, согласно которому впредь солдат с подобными ранами подвергали допросу на предмет или неосторожного обращения с оружием или умышленного нанесения себе ранений. Самострел доказать практически невозможно, но зато довольно просто выявить случаи, когда увечья получены из—за халатности при обращении с оружием. Случается, что солдат просит выстрелить ему в ногу какого—нибудь приятеля, но поскольку такие приятели обычно не слишком старательно прицеливаются и нередко лишают самострельщика слишком большого количества пальцев, данного рода практика не получила широкого распространения.

Поскольку я старался держать план наступления на Битбург в строжайшей тайне прежде всего от своих, чтобы мне не ударили по рукам в самый неподходящий момент, меня сильно огорчил телефонный звонок, которым меня вызвали в Бастонь для отчета к генералу Эйзенхауэру. Когда я прибыл туда, к моему огромному облегчению, оказалось, что это, так сказать, чисто фотографическая акция. Было довольно занятно, хотя и не слишком приятно отметить, что генерал Эйзенхауэр ни разу не завел речь о бастонском наступлении, хотя после 19 декабря, когда он, совершенно очевидно, был рад моему вмешательству в самый критический момент немецкого прорыва, мы с ним больше ни разу не виделись.

Польза от участия в совещании для меня была только в одном — в том, что касалось замены командира корпуса. Генерал Брэдли заявил, что Мидлтон должен возвратиться в Первую армию, откуда он и пришел ко мне. Я же возразил, что предпочел бы сменить не Мидлтона, а Милликина, поскольку, несмотря на его успехи во время бастонского наступления, по сравнению с Мидлтоном ему пока не хватало опыта. Генерал Эйзенхауэр разрешил мне оставить у себя Мидлтона. Все время, пока шло совещание, я часто подумывал о Нельсоне[197] — в ночь перед атакой на Кальви, что на Корсике. Когда адмирал открыл, что французов вдвое больше, чем он предполагал, то не стал докладывать об этом начальству, опасаясь, как бы ему не приказали отказаться от сражения.

На обратном пути в Бастонь я поехал через Труа—Вьерж, где находился новый командный пункт 8–го корпуса. Его наступление развивалось лучше, чем ожидалось. 4–я дивизия находилась уже всего в трех километрах от Прюма. В ту ночь 11–я бронетанковая дивизия должна была наступать следом за 4–й пехотной, чтобы занять господствующие высоты к востоку от реки, но не смогла справиться с поставленной задачей.

Я встал в 03.00 утром 6–го числа с полностью сложившимся в моей голове планом прорыва силами 8–го и 12–го корпусов и уверенностью в том, что, когда процесс пойдет, мы сможем использовать две, а может, и три бронетанковые дивизии, чтобы вновь отыграть старый спектакль, премьера которого состоялась на Бретонском полуострове. Стали ли те тактические схемы результатом воодушевления или же просто бессонницы, я точно не знаю, однако чуть ли не все мои тактические идеи приходят мне в голову уже готовыми, точно Минерва,[198] которая вышла из головы Юпитера.

Прибыл генерал Эдди в полной уверенности относительно успеха своего начинающегося наступления.

5–я дивизия пошла на прорыв в 01.00 7–го числа и форсировала реку Сюр. Из—за быстрого течения и разлива реки произошло немало неприятных инцидентов с лодками и плотами; вероятно, не менее шестидесяти человек утонуло в реке в ту ночь.

Одна штурмовая бригада 76–й дивизии (417–я, под началом полковника Джорджа Э. Брюнера), наступая на правом фланге 5–й пехотной дивизии, смогла лучше справиться с переправой, поскольку мало кто в ней представлял себе, насколько она опасна. Перебравшись на другой берег, они практически ничего не делали целых три дня — вероятно, приходили в себя от шока, вызванного собственным героизмом.

80–я дивизия, наступавшая к западу от Валлендорфа, что западнее слияния рек Ур и Сюр, не встретила серьезных трудностей и смогла благополучно осуществить переправу двух батальонов. В этом случае была предпринята получасовая артиллерийская подготовка, а с рассветом в атаку пошла пехота.

Форсирование водных преград этими тремя дивизиями стало замечательным подвигом. Разлив оказался настолько велик, что заграждения из колючей проволоки, протянувшиеся вдоль линии Зигфрида, которые прежде находились вплотную к реке, ушли под воду, так что, когда наши парни высаживались из лодок, многие угодили прямо в них. Все склоны холмов покрывали германские доты, дзоты и колючая проволока. Один гражданский наблюдатель признался мне позднее, что не думал, что на земле найдется разумный человек, верящий в возможность преодоления подобных преград. В действительности же дерзость атаки и сила позиции склонили чашу весов успеха на нашу сторону. Между тем погода улучшалась чрезвычайно медленно, и мы с Эдди здорово волновались.

Единственный оставшийся как бы в стороне корпус (20–й) Третьей армии ничего замечательного в тот день не совершил.

Во второй половине дня я посетил участок реки Мозель, охраняемый 2–й кавалерийской бригадой под началом полковника Хэнка Рида (Чарлз X. Рид), и был приятно удивлен тем, как хорошо у них поставлено дело. Мы поднялись на берег и наблюдали немецкие позиции чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Поскольку я не привык находиться в такой близости от неприятеля, то немного забеспокоился. Однако никто не решился выстрелить в нас.

8–го числа ситуация не улучшилась. Мы все еще не располагали ни одним мостом через Ур или Сюр, и возможности для атаки оставались крайне ограниченными. Я предпринял не увенчавшуюся успехом попытку отсрочить отвод с передовой 17–й воздушно—десантной дивизии. Уверен, львиной доле своих успехов и своей непопулярности у начальства я обязан тому факту, что всегда бурно сопротивляюсь намерениям отобрать у меня ту или иную часть и нередко выхожу победителем, настоян на своем или добившись компенсации — предоставления взамен другой части.

Ситуация в зоне ответственности 8–го корпуса складывалась столь сложная, что Мидлтон предложил остановить наступление, но я велел ему идти вперед и взять Прюн, чтобы я мог попробовать наладить снабжение его подразделений всем необходимым по так называемой «дороге за горизонт».[199] Хотя она и простреливалась немцами, я все же считал, что мы сможем ею пользоваться, и мое мнение впоследствии подтвердилось.

Генерал Мюллер (начальник снабжения) прилагал титанические усилия, чтобы восстановить железнодорожное движение в округе Сен—Вита. Нам пришлось заменить 17–ю воздушно—десантную дивизию 3–го корпуса двумя необстрелянными инженерно—саперными батальонами, поэтому я был вынужден уточнить у Милликина, сумеет ли он при таком раскладе действовать, но он оказался довольно оптимистично настроен.

9–го я отправился через Вильтц в Труа—Вьерж, чтобы встретиться с Мидлтоном. Ситуация на дорогах сложилась просто неописуемой, но Мидлтон со своим обычным упорством и даже с остервенением пытался заставить свои части продвигаться к цели.

Прибыл генерал Кейз.[200] Он воевал без отдыха начиная с 10 июля с 1943 г. и теперь, получив короткий отпуск, вместо того чтобы отправиться куда—нибудь, где действительно можно отдохнуть, приехал ко мне в гости, точно еще не насмотрелся на войну.

10–го числа мне позвонил Брэдли и спросил, как скоро я могу перейти от наступления к обороне. Я сказал ему, что я самый старший по возрасту и самый опытный из командующих армиями Соединенных Штатов в Европе и что, если мне прикажут уйти в оборону, я попрошу, чтобы меня и вовсе освободили от занимаемой должности. Он ответил, что я в долгу перед солдатами и мне придется остаться. Я же возразил, что передо мной тоже много кто в долгу и что, если мне не позволят продолжать наступление, мне придется уйти. Я еще прибавил, что было бы совсем неплохо, если бы кто—нибудь из его штаба приехал на передовую посмотреть, как тут живут люди. Сам Брэдли не раз приезжал на фронт, но из его штаба я здесь никого не видел. Он отозвался об использовании Девятой армии для наступления Монтгомери как о самой большой ошибке Штаба командующего союзническими экспедиционными силами. Я считал самой большой другую — ту, в результате которой генерал Эйзенхауэр решил повернуть Первую армию на север на помощь Монтгомери ближе к концу августа, что привело к приостановлению поставок горючего и боеприпасов Третьей армии.

11–го ситуация на участке 8–го корпуса настолько ухудшилась, что мы с генералом Уэйлендом договорились о переброске по воздуху всего необходимого 87–й и 4–й пехотным дивизиям в случае крайней необходимости.

Кроме того, были отозваны два инженерных батальона, прикрывавших фронт ранее и находившихся в составе 3–го корпуса (к тому времени 3–й корпус вошел в состав Первой армии). Мне пришлось разрешить Мидлтону, отвечавшему теперь за данный участок фронта, если возникнет необходимость, временно взять часть танкистов 6–й бронетанковой дивизии и использовать их как пехотное подразделение, но чтобы он мог при этом удерживать мост через Ур, находившийся в зоне ответственности данной дивизии.

С другой стороны, не все обстояло так уж печально. 12–й корпус в конечном итоге переправился по мостам через реки Ур и Сюр и успешно продвигался.

12–го мы с генералом Кейзом отправились в 8–й корпус через Арлон, Бастонь и Вильтц. По пути мы проезжали через лес, подвергшийся сильнейшему обстрелу нашей артиллерии во время Бастонской операции. Последствия использования снарядов с радиолокационным взрывателем в лесу — вещь весьма впечатляющая. Можно проследить угол атаки всех снарядов, взрывавшихся примерно в десяти метрах выше — на подлете к верхушкам самых высоких деревьев. Взрываясь, снаряды срезали верхушки под углом примерно сорок градусов к земле. Мне тем не менее показалось тогда, что применение снарядов с неконтактным взрывателем против неприятеля, укрывшегося в густом лесу, не эффективно, поскольку деревья становятся естественным щитом на пути осколков; генерал Гроу подтвердил мои предположения. Для таких случаев, напротив, предпочтительны снаряды замедленного действия, которые будут взрываться только при ударе в толстые деревья близко к земле. Все учатся воевать, воюя.

Мы проезжали через поля, усеянные сотнями трупов лошадей из немецких артиллерийских частей и транспортных бригад, а также мимо множества мертвых человеческих тел. Видели мы и несколько «Королевских Тигров», по всей вероятности взорванных собственными экипажами. Несколько машин мы даже осмотрели.

Дорога от Труа—Вьержа до Сен—Вита была в самом прямом смысле слова непроходимой, однако весь личный состав частей 8–го корпуса, не принимавший участия в боевых действиях, занимался тем, что мостил ее бревнами. Руководившие этой работой саперы клали продольные балки на расстоянии около полутора метров друг от друга, а затем на шипах сажали поперечные брусы. Как всегда, смотреть на их слаженную работу было настоящим удовольствием.

Погода ухудшилась настолько, что я сам дал генералу Эдди разрешение приостановить наступательные действия, но это лишь заставило его с большим воодушевлением продолжить атаку. Такова уж человеческая природа.

В ходе всей Бастонской операции я проводил по пять—шесть часов в открытой машине и не имел никаких проблем со здоровьем, хотя и не кутался. Я ни разу не простудился, а кожа лица, хотя и сильно обветрила, почти не доставляла беспокойства. Зато я оборачивал ноги одеялом, что, как я считаю, здорово предохраняло меня от переохлаждения. Сидевшие на заднем сиденье Кодмен и Стиллер, как я полагаю, испытывали значительно большие трудности, чем я.

13–го бригада транспортных самолетов (командир — генерал—майор П. Л. Уильямс) сбросила с восьмидесяти трех бортов боеприпасы и все необходимое 4–й и 87–й дивизиям.

Мы с Эдди переправились через реку Сюр на участке 5–й дивизии, а затем поехали к северо—восточному берегу на джипе, который мы нашли на той стороне. Думается, здесь и нужно искать корни истории про то, будто бы я переплыл реку. Мы переправились по наполовину притопленному штурмовому мосту под дымовой завесой, так что когда солдаты увидели нас вдруг на том берегу, то подумали, что мы переплыли реку, чего никто из нас, конечно, не делал. Так или иначе, переправляться по покрытому водой мосту в клубах дыма, когда ты не видишь и на полшага вперед, да еще без перил — занятие, несомненно, впечатляющее и надолго запоминающиеся. Зато как были рады наши парни на том берегу, когда увидели нас!

Дальше от края воды на той стороне находилось множество немецких дотов. Один, как сейчас помню, был замаскирован под сарай. Когда открывалась дверь, через которую полагается класть сено, за ней оказывалась бетонная стена более двух с половиной метров толщиной, из бойниц которой торчало 88–миллиметровое орудие. Другой дот находился внутри старого дома, стены которого можно было быстро удалить перед началом боевых действий. Самое замечательное во всех этих оборонительных изысках было то, что в данном случае они оказались совершенно бесполезными.

В ходе операции бойцы одной лишь 90–й дивизии уничтожили сто двадцать таких дотов за сорок восемь часов, потеряв не более ста двадцати человек. Достигнуть таких результатов удалось прежде всего благодаря отличным действиям разведчиков. Они выявили все точки, что позволило подавить их меткой стрельбой в амбразуры из пулеметов и винтовок, а также забрасывая динамитные шашки в дверь сзади дота. Когда и это не помогало, использовались самоходные 155–миллиметровые орудия, стрелявшие с близкого расстояния. С трехсот метров достаточно одного прямого попадания 155–миллиметрового снаряда, чтобы обезвредить огневую точку.

С начала нашего наступления и переправы через реку Сюр самоходки вели огонь с западного берега в среднем с расстояния полукилометра. Без их помощи форсирование реки могло оказаться, вероятно, куда менее успешным.

Капитан Красс — один из немецких мастеров контратаки, возглавлявший то, что на передовой называли «Шоу Красса», добровольно сдался солдатам одной из наших дивизий. Он назвал себя и сообщил, что сделал все от него зависящее, чтобы американцы знали, кто он такой. Когда его спросили, почему он сдается, он ответил, что сделал все, что в человеческих силах, и получил все награды за храбрость, которые только можно получить в немецкой армии. Крассе добавил, что при всем этом он вовсе не дурак, а поэтому должен выжить, главным образом, чтобы после этой войны учить молодежь, которой предстоит воевать в следующей.

14–го числа сто три самолета транспортной авиабригады осуществили вторичную выброску боеприпасов и провизии для частей 4–й и 87–й пехотных дивизий. Несколько следующих дней ситуация развивалась мучительно медленно.

19–го я отправил генералу Брэдли депешу, где говорилось о том, что поскольку все войска Соединенных Штатов, за исключением частей Третьей армии, ничего не делают, в то время как я наступаю, мне нужны еще дивизии — хотя бы одна, а лучше три. Можно считать, что это единственное письмо, написанное мной для официального оглашения, но тогда я остро чувствовал, что потомки осудят нас за топтание на месте и будут правы.

В 11.30 19 февраля мне позвонил Уокер и сказал, что, по его мнению, ситуация для прорыва в секторе Саарско—Мозельского треугольника созрела и что если он получит одну бронетанковую дивизию, то берется решить эту проблему. Поскольку Брэдли отсутствовал, я связался с генералом Буллем и получил 10–ю бронетанковую, однако не без оговорки: «Только на эту операцию».

Меня всегда просто бесит необходимость выпрашивать разрешение одержать победу.

20 февраля 10–я бронетанковая дивизия вошла в состав 20–го корпуса и начала наступать на севере к западу от (с левого фланга) 94–й дивизии. Атака была удачной, и с наступлением темноты дивизия приблизилась к Саарбургу. 10–я бронетанковая сражалась в данном секторе в ноябре, поэтому командиры хорошо знали местность и те условия, в которых им предстояло действовать.

Вместе с Эдди я побывал на передовых позициях 12–го корпуса и переправился через реку Сюр по мосту, где висела такая табличка: «Мост генерала Паттона. Построен Майти Миджетами». Причина появления надписи такова. Когда в прошлый раз я проезжал здесь вдоль берега, то заметил строившим мост саперам, что никогда еще не видел такого количества маленьких людей, занятых столь грандиозной работой. «Миджетами» прозывались парни из роты «Ф» 1303–го инженерно—саперного полка общего назначения (под командованием капитана Уолферда Т. Грейдисона).

Попрощавшись с Эдди, я вместе генералом Мидлтоном проехался по «дороге за горизонт» и произвел осмотр сети транспортных артерий в секторе ответственности его корпуса. Он предпринял немало усилий, чтобы наладить сообщение; теперь, когда движение по железнодорожной ветке стало возможным до самого Сен—Вита, ситуация была «у нас в кармане», поскольку Мидлтон мог больше не тревожиться об автодорогах у себя в тылу и нужные на передовой инженерные части могли быть переброшены на другие участки фронта. Более того, он прямо так и въедет в Германию на поезде, поскольку дороги у немцев куда лучше, чем в Бельгии и Люксембурге. На самом деле дороги в двух этих странах очень ненадежны. Возможно, потому, что они не рассчитаны на большое движение в зимнее время; местные жители говорят, что интенсивное железнодорожное движение зимой в их странах запрещено законом.

Покончив с осмотром дорог, мы отправились в 6–ю бронетанковую, а также в 90–ю и 4–ю пехотные дивизии. Генерал Гроу из 6–й бронетанковой приболел и отнюдь не смотрелся молодцом, так что я посоветовал ему отдохнуть несколько дней, передав командование следующему за ним командиру (бригадному генералу Джорджу У. Риду—младшему).

21 февраля в штаб—квартиру Третьей армии прибыл генерал Брэдли с планом новой операции. Схема предстоящих действий выглядела следующим образом: 21–я группа армий и Девятая армия Соединенных Штатов начнут наступление 23–го. Достигнув Рейна, они должны будут постараться захватить плацдарм на противоположном берегу. Пока они будут заняты всем этим, Первая армия станет прикрывать правый фланг Девятой, а Третья, по крайней мере в теории, будет наступать. Когда 21–я группа армий выйдет на берег реки, Первая армия силами левофлангового корпуса двинется на Кельн. Когда Кельн будет обложен, — даже не обязательно взят, — в дело войдут 3–й и 5–й корпуса — то есть центр и правый фланг фронта Первой армии. В то время как Третья армия поведет наступление от Прюма на Кобленц. Данная фаза операции, по замыслу разработчиков, должна завершиться сосредоточением всех сил союзников по берегам Рейна от Кельна до Кобленца.

В следующей фазе Первой армии отводилась пассивная позиция вдоль береговой линии, в то время как Третья армия стала бы наступать старым Франкфуртским коридором, начиная свое продвижение от Саарлаутерна и Сааргимина или же от Саарбурга, в зависимости от конкретных обстоятельств.

Я задал конкретный вопрос: «Могу ли я осуществить бросок к Кобленцу раньше, чем будет обложен Кельн?» — и получил ответ, что если такая возможность мне представится, то могу.

22 февраля я наградил группу медсестер Бронзовыми звездами, а также вручил Почетную медаль лейтенанту Джеймсу X. Филдсу из 4–й бронетанковой дивизии. Я сказал Гэффи, что хотел бы отправить лейтенанта Филдса с передовой в тыл, поскольку сделал одно печальное наблюдение: когда человек получает Почетную медаль или вот хотя бы крест «За отличную службу», то стремится еще больше отличиться и превзойти самого себя, в результате чего частенько погибает. Между тем такой человек очень нужен в тылу, где он мог бы стать отцом нескольких таких же храбрецов.

Затем я поехал в Ремих, где встретился с генералами Уокером и Моррисом. Я был неприятно поражен известием о том, что Моррис потерял инженерно—саперный состав с понтонным мостом и потому до сих пор не начал переправы в Саарбурге. Никто не шевелился и теперь, несмотря на то что день уже катился к закату, а с противоположного берега противник вел огонь только из стрелкового оружия. Я велел Моррису немедленно готовить переправу, невзирая на то, стреляют с той стороны или не стреляют. Чтобы немного оживить наступавших в Саарбурге, на этот участок отправился генерал Уокер.

Судя по тому, как успешно развивались дела у 8–го корпуса, 23 февраля его части должны были выйти на реку Прюм.

В тот день ситуация с треугольником складывалась очень непринятая, причем вовсе не из—за немцев, а из—за Штаба командующего союзническими экспедиционными силами. Идея разукрупнения резерва Штаба командующего была крайне неудачной, поскольку всякий раз, когда нам удавалось выудить оттуда какую—нибудь часть, нам немедленно приходилось отдавать им что—то взамен. Несмотря на тот факт, что три имевшиеся в моем распоряжении танковые дивизии были расставлены должным образом для наступления и две уже фактически вели боевые действия, максимум, что я мог сделать, это оттянуть на сорок восемь часов отсылку в резерв замены для 10–й бронетанковой дивизии.

Брэдли позвонил и сказал, что мы можем получить две свежие пехотные дивизии, если отправим на отдых две уже имеющиеся в нашем распоряжении. Как 80–я, так и 90–я как раз нуждались в подобной передышке, так что я не видел тут никаких возражений. Это было просто, поскольку фактически части не выводились из зоны ответственности Третьей армии.

24 февраля стало печально знаменитым днем, поскольку по отчетам, подготовленным к этой дате, с января небоевые потери — 13 976 человек — превысили боевые — 12 296 человек. Такое положение в истории Третьей армии отмечалось впервые. Единственное, что обнадеживало, — такая картина складывалась не ввиду роста количества заболевших, а благодаря снижению боевых потерь. Равновесие между двумя категориями потерь — хороший показатель для командира дивизии, если он не забывает о том, что следует понимать под нормальными небоевыми потерями.

25 февраля я пригласил на обед Мидлтона, Уокера и Гэффи (исполняющего обязанности командира 12–го корпуса на время отсутствия отправленного на отдых Эдди). Позвонил генерал Брэдли и спросил, не могли ли бы они с Алленом тоже присутствовать. Я проинструктировал трех командиров корпусов и генерала Уэйленда соответствующим образом, чтобы совместными усилиями нажать на Брэдли и позволить нам оставить 10–ю бронетанковую дивизию для наступления на Трир.

Уэйленд старался больше других, проявляя завидное красноречие. Не сомневаюсь, Брэдли с нами согласился, однако я чувствовал, что командующему группы армий приходится выполнять приказы. И все же мы убедили его позволить нам продолжать атаковать до наступления темноты 27–го числа, при условии, что генерал Эйзенхауэр разрешит мне в случае надобности ввести в действие находившуюся на отдыхе резервную 90–ю дивизию. Откажи нам вышестоящие начальники в праве наступать, вся история войны могла бы пойти по—другому, поскольку овладение Триром стало ее поворотным пунктом.

Я добился от Брэдли согласия на попытку осуществить прорыв на восток от реки Прюм, если, а вернее, когда такая возможность представится. Как Брэдли, так и Аллен остались довольны, я уверен. В конце концов, Аллен так и сказал, что рад оказаться среди парней, горящих желанием подраться.

Череда событий, приведших к захвату нами Трира, заслуживает внимания, поскольку нарушает правила штабного планирования на высоком уровне. Начало наступления в треугольнике Саар — Мозель было положено 20–м корпусом с целью ввести в действие 94–ю дивизию. Затем 19–го Уокер, всегда верно чуявший момент, когда надо начинать, позвонил и предложил очистить треугольник.

Для выполнения задания ему требовалась помощь одной бронетанковой дивизии, а я, как вы помните, взял взаймы 10–ю бронетанковую. Успехи наши были весьма скромными до тех пор, пока мы не переправились на участке возле Саарбурга. Тут мы с Уокером разом осознали, что сам по себе Саарбург нам не очень нужен, а в действительности наша цель — захват Трира, так что мы пошли дальше.

26 февраля 20–му корпусу многого достигнуть не удалось, поскольку на участке к востоку от реки Саар и к северу от Церфа он подвергся жестокой атаке 2–й германской горнострелковой дивизии под командованием генерал—майора Дегена. В тот момент даже показалось, что нам лучше изменить направление и повернуть на восток, чтобы удалить помеху, которую представляла та дивизия. С другой стороны, у 12–го корпуса с 4–й бронетанковой превосходно шли дела на левом фланге на реке Килль в окрестностях Битбурга. 5–я и 76–я дивизии находились то ли уже на берегу Килля, то ли в самой непосредственной близости от него.

Принимая во внимание данное обстоятельство, я пришел к выводу, что надо передвинуть 4–ю бронетанковую южнее и разместить между 5–й и 76–й пехотными дивизиями, а затем ударить на Трир с севера. Временно исполняющий обязанности командира 12–го корпуса генерал Гэффи указал на сложность такого перестроения с технической точки зрения и предложил вместо передислокации 4–й бронетанковой усилить на правом фланге 76–ю дивизию находившимся на отдыхе танковым батальоном 80–й дивизии.

Какой урок нужно отсюда извлечь? А вот какой — умеющий побеждать генерал подстраивает свои планы под обстоятельства, а не пытается заставить обстоятельства подстраиваться под его планы!

Название Битбург напоминает мне об одном весьма показательном для немцев случае. Я въехал в город с юга, когда сражение еще вовсю полыхало на его северных окраинах. Поскольку городок Битбург небольшой, я находился недалеко от места боя. Несмотря на то что снаряды падали тут и там с завидной регулярностью, я своими глазами видел трех женщин и двух мужчин, занятых починкой крыши своего дома. Они вовсе не собирались ждать помощи по ленд—лизу, как люди во многих других странах.

27 февраля 10–я бронетанковая дивизия прошла восемь километров на север от Церфа и таким образом оказалась на полпути к Триру. Днем раньше противник подтянул ей навстречу 2–ю горнострелковую дивизию, однако ошибся в оценке маршрута движения 10–й бронетанковой. Немцы, как видно, думали, что 10–я бронетанковая будет наступать на юго—восток от Церфа, чтобы выйти в тыл линии Зигфрида, поэтому и проведение контратаки своей намечали исходя из данных соображений. В действительности 10–я бронетанковая повернула к северу в сторону Пеллингена, подставив, однако, под удар неприятеля тыловые колонны своего правого фланга.

Когда уже стемнело я, как и обещал, позвонил Брэдли и сказал ему, что хотя я еще не в Трире, но до него осталось всего восемь километров. Я спросил, можно ли мне продолжать. Он дал добро, оговорившись, что, если высокое начальство прикажет, он вынужден будет остановить мое продвижение. При этом он добавил, что постарается сделать так, чтобы с ним в ближайшее время было трудно связаться по телефону.

28 февраля 10–я бронетанковая все еще находилась около Трира, но кое—что обнадеживало, поскольку дивизии удалось выйти на удобные для развернутой атаки позиции. Прежде им приходилось наступать единой колонной, что для бронетанковой дивизии всегда представляет определенные трудности.

Визит к генералу Моррису в тот же день показал, что наши телефонные линии почти наверняка находятся на прослушке у противника. Перед выездом Кодмен позвонил и узнал название города, где нам предстояло встретиться с Моррисом. Когда мы подъехали к перекрестку поблизости от места встречи, нас встретил человек из военной полиции, сказавший, что генерал ждет нас в другом городе, куда сотрудник ВП нас и проводил. Когда мы преспокойно общались с Моррисом, тот город, где мы должны были изначально встретиться, подвергся сильнейшему артиллерийскому обстрелу.

В Саарбурге, где разместилась штаб—квартира 94–й дивизии, некогда жил Иоанн Чешский, король Богемии и герцог Люксембурга, погибший в битве при Креси в 1346 г.[201] Его плюмаж из трех перьев теперь принадлежит принцу Уэльскому. Иоанн стал учредителем ордена Красного Льва Люксембургского и Белого Льва Богемского; обе награды мне позднее были вручены.

На пути домой генерал Мэлоуни зазвал меня посмотреть на средневековый замок. То, что показалось Мэлоуни средневековым замком, на деле являлось современной винокурней, производившей наисквернейшее вино. Пока мы осматривали «замок», над нами пролетел снаряд и чудом не снес нам головы.

Полагаю, именно этот «перелет» настроил всех на религиозный лад. Так или иначе, один из находившихся при мне офицеров принялся распространяться о необычайной набожности и чуть ли не святости своих предков. Он так разошелся, что в какой—то момент заявил: «Господи, генерал! Мои предки были правоверными католиками на протяжении трех тысяч лет!» — «Вот как? — не выдержал я. — Так они были христианами еще до Рождества Христова?» И чтобы, выдумали, он ответил? «Так точно, сэр». Я не раз рассказывал этот случай, но смеялись немногие.

1 марта я полетел в Бастонь обговорить с генералом Мидлтоном планы проведения следующей операции. Суть заключалась в том, чтобы силами 11–й бронетанковой дивизии пробить коридор к реке Килль через позиции 5–й парашютно—десантной дивизии немцев. Когда танки достигли бы берега реки, подтянувшаяся через коридор 4–я пехотная дивизия осуществила бы переправу. Остальные части корпуса Мидлтона занимались выполнением поставленных задач и отлично с этим справлялись.

Все подразделения 12–го корпуса дислоцировались на береговой линии реки Килль, и одна только 76–я дивизия захватила в плен тысячу солдат и офицеров противника.

В 14.15 позвонил Уокер, который сказал, что 10–я бронетанковая дивизия вошла в Трир и овладела мостом через реку Мозель. Овладеть мостом удалось благодаря самоотверженным действиям геройски погибшего подполковника Дж. Дж. Ричардсона. Он ехал в головной бронемашине своего батальона мотопехоты и, увидев тянувшиеся к взрывателям провода, спрыгнул на землю, под шквальным огнем неприятеля помчался к проводам и перерезал их. В жарком горниле битвы кипит чистый металл героизма.

Когда я позвонил генералам Смиту и Брэдли и сообщил им, что Трир теперь наш, оба очень обрадовались.

2 марта мы с Уокером обсуждали планы операции по ликвидации так называемого Метталахского выступа к югу от Саарбурга, которая стала бы возможной после того, как отдохнувшая 26–я пехотная дивизия сменит на позициях измотанную 94–ю дивизию. Пока мы с Уокером строили схемы предстоящих действий, я вдруг со всей отчетливостью увидел, что куда правильнее будет форсировать Мозель в Швайхе силами 10–й бронетанковой дивизии, придав ей полковую ударную бригаду 76–й пехотной дивизии, а затем наступать на Виттлих. Уокер немедленно принялся приводить этот план в действие.

Мы с Эдди переправились через Саар в Эхтернахе и поехали в Битбург, где нанесли визит в 76, 5 и 80–ю пехотные дивизии, а также в 4–ю бронетанковую дивизию. Поездка оказалась весьма интересной по двум причинам. Первое, для меня стало очевидным, какого титанического труда стоило 76–й дивизии прорвать линию Зигфрида в этом месте, а второе, у меня больше не осталось даже тени сомнений в бессмысленности возведения такого рода сооружений.

Только с одного из участков дороги, по которой и вдоль которой 76–я дивизия успешно развивала наступление, были видны пятнадцать дотов, не считая надолбов и противотанковых рвов. И все же эта дивизия, состоявшая преимущественно из зеленых новобранцев, преодолела все препятствия. Мы посетили дот, предназначенный для командира немецкой части, удерживавшей здесь оборону. Чего только мы там не увидели!

Трехэтажные подземные казармы с туалетами, душевыми, госпиталем, прачечной, кухней и кладовыми. Телефонизация находилась на высшем уровне, автономное электропитание осуществлялось от двух дизелей—генераторов. В общем, все мыслимые и не мыслимые удобства. Какие тут могут быть мысли о войне в таком комфорте? Не случайно же все это сооружение располагало всего двумя пулеметами и 60–миллиметровым минометом, высовывавшими свои жерла из броневых куполов, приводимых в движение гидравликой. Вести огонь из миномета можно было и вовсе с помощью пульта дистанционного управления. На броневых куполах толщиной двадцать пять сантиметров остались следы отскакивавших от стали как горох от стенки 90–миллиметровых снарядов наших орудий, стрелявших с расстояния всего двести метров. Как и всегда в подобных случаях, дот был взорван с помощью динамита, брошенного в заднюю дверь.

Пацифистам бы приехать посмотреть на линию Зигфрида и Мажино да хотя разок задуматься о том, сколько пользы принесли подобные укрепления тем, кто их строил. Троя пала, и оборонительный вал Адриана[202] не спас Англию от нашествия варваров, как не спасла Китай Великая Китайская стена. Так и нас не спасут будто бы неодолимые бескрайние моря, окружающие нашу страну. Подобные вещи не могут стать преградой на пути решительного и изобретательного врага. Единственный способ обороны на войне — наступление, а эффективность его зависит от желания сражаться в сердцах тех, кто идет в атаку, и тех, кто командует ими.

3 марта Гэй лично передал приказ командиру 10–й бронетанковой дивизией о переходе реки Мозель и совместном с штурмовой командой 76–й дивизии развитии наступления в направлении реки Килль с целью осуществить форсирование этого водного рубежа и продолжать продвижение на восток параллельно реке Мозель. Остальным частям 20–го корпуса надлежало очистить тылы наступающих 10–й и 76–й дивизий. 5–й дивизии 12–го корпуса предписывалось создание плацдарма на восточном берегу реки Килль для обеспечения прорыва на этом участке силами 4–й бронетанковой. Эти подразделения успешно справились с задачей, однако 11–я бронетанковая дивизия 8–го корпуса, начавшая атаку через расположения 4–й пехотной дивизии шестью часами позже, столкнулась с заметным сопротивлением неприятеля.

Генерал Брэдли высказал мнение, что наступающие части Третьей армии слишком разбросаны и не смогут осуществить то, что он называл нанесением «удара кулаком» по Кобленцу. Его удалось убедить в том, что ввиду состояния дорог в данном конкретном секторе наступления такой удар возможен не более чем силами двух дивизий. Удары наносились в разных направлениях при следующем раскладе: на участке 8–го корпуса — силами 11–й и 90–й дивизий; на участке 12–го корпуса — силами 4–й бронетанковой и 5–й дивизий; на участке 20–го корпуса — силами 10–й бронетанковой и подразделений 76–й дивизии. 65–я дивизия соединилась с Третьей армией в зоне действий 20–го корпуса, а 26–я дивизия высвободила 94–ю.

В тот день, 4 марта, Девятая армия и Первая армия вышли на линию реки Рейн. В течение предшествовавшего периода численность захваченных частями Третьей армии военнопленных достигала в среднем тысячи человек в день, а общее число взятых в плен солдат и офицеров противника с начала операции 29 января превышало суммарные потери, понесенные Третьей армией за тот же самый период.

В зоне действий 12–го корпуса 5–я пехотная дивизия переправилась через реку Килль, создав плацдарм на противоположном берегу. Южнее, в секторе наступления 20–го корпуса, 10–я бронетанковая дивизия форсировала ту же самую водную преграду и продвигалась в восточном направлении севернее реки Мозель.

5 марта 4–я бронетанковая дивизия 12–го корпуса пошла на прорыв к Рейну и, несмотря на дождь и грязь, продвинулась на шестнадцать километров, достигнув предместий города Даун.

В 10.00 6 марта я связался с Брэдли, впервые доложил ему, что 12–й корпус находился на пути к Рейну, и попросил отдать приказ о том, чтобы правофланговые части Первой армии тоже переместились вперед, дабы не задерживать наступление левофланговой 87–й дивизии Третьей армии.

На протяжении дня 4–я бронетанковая разгромила 53–й германский армейский корпус под началом генерала Эрвин фон Роткирха и генерал—лейтенанта Боча,[203] пленив командира.

В зоне ответственности 8–го корпуса на нашем северном фланге было подготовлено три моста для переправы через Килль: один для 4–й пехотной, один для 11–й бронетанковой и еще один для 90–й дивизии.

Фронт на участке 10–й бронетанковой дивизии, а также город Трир посетил в сопровождении генерала Гэя князь Феликс Люксембургский. Отчитываясь о результатах поездки, генерал Гэй выразил уверенность в том, что территория к северу от Рейна в зоне ответственности Третьей армии практически очищена от неприятеля, а также в том, что нам следует наступать в юго—восточном направлении по территории Палатината. Он высказал свои соображения относительно того, что продолжение атаки 10–й бронетанковой нецелесообразно, так как на данном конкретном участке достаточно места только для продолжающих наступление частей 12–го корпуса, а вышеназванную дивизию можно будет с большей выгодой использовать в другом месте.

4–я бронетанковая дивизия достигла реки Рейн в 17.00 7 марта.

11–я бронетанковая дивизия, дела которой в этот день пошли в гору, прорвалась к предместьям Килльберга. Продвижение 10–й бронетанковой дивизии было остановлено приказом.

В тот же день мы посетили места содержания пленных немцев и сфотографировали двухсоттысячного военнопленного. Мы отослали фотографию в отдел по связям с общественностью 12–й группы армий, но там отказались публиковать ее, объяснив это тем, что публикация нарушает права изображенного на снимке человека как военнопленного, что противоречит принципам Женевской конвенции.[204]

8 марта по приказу сверху нам пришлось расстаться с 6–й бронетанковой дивизией, которая отправилась в распоряжение командования 6–й группы армий.

Мы провели совещание, на котором присутствовали представители всех штабов, включая генерала Уэйленда, где определили план дальнейших действий Третьей армии и 19–й тактической воздушной бригады. Намеченная, а позднее приведенная в жизнь схема выглядела следующим образом: двум корпусам предписывалось начать наступление для создания плацдармов на восточном берегу реки Рейн в окрестностях городов Майнц, Оппенгейм и Вормс. 20–й корпус, состоявший из 94, 26, и 80–й пехотных дивизий и 10–й бронетанковой дивизии, а позднее усиленный приданными ему 65–й пехотной и 12–й бронетанковой, должен был атаковать на линии Трир — Саарбург в направлении Кайзерслаутерна. 12–му корпусу, состоявшему из 4–й бронетанковой, 5, 76, 90 и 89–й пехотных дивизий,[205] предстояло наступать в южном направлении через реку Мозель к юго—востоку от Майена, вначале нацеливая направление главного удара на Бинген и Бад—Кройцнах и имея целью отрезать противника от Рейна и тем воспрепятствовать переправе через реку немецких частей, обеспечив возможность пересечь ее нашим частям на участке между Майнцем и Вормсом. 8–й корпус, в составе 87–й и 4–й пехотных, а также 11–й бронетанковой, должен будет продолжать зачистку местности к северу от реки Мозель и к западу от Рейна, с дальним прицелом на то, что, если нам удастся обеспечить переправу через Рейн, эти части тоже будут задействованы на данном участке.

Генерал Брэдли высказал пожелание, чтобы мы не развивали наступление в южном направлении и не форсировали реку Мозель, если только мост через нее не достанется нам целым.

Первой армии как будто удалось добиться значительных успехов в создании Ремагенского плацдарма на восточном берегу Рейна. Мы очень радовались этому обстоятельству, но немного завидовали.

9 марта я вместе с генералами Брэдли, Ходжесом, Дуллитлом, Симпсоном и некоторыми другими принял участие в церемонии вручения нам высших наград Франции — ордена Почетного легиона степени Большой Офицерский и Военного креста с Пальмовой ветвью. Перед награждением мы с Брэдли договорились о передвижении границы зоны действий Третьей армии на юг; таким образом мы могли организовать переправу через реку Саар в Саарлаутерне. Затем я по телефону приказал Гэю перевести 80–ю дивизию в состав 20–го корпуса, а 90–ю дивизию — в состав 12–го корпуса. Мы с Брэдли считали, что необходимо задействовать Первую и Третью армии в связке, дабы помешать планам Монтгомери использовать максимальное число как своих британских, так и американских дивизий для наступления в районе Рура, что осложнило бы положение Первой и Третьей армии.

Мы также обсудили возможность координации действий Третьей и Седьмой армий, но поскольку Седьмая армия не могла пойти на прорыв раньше 15–го, я настоял на том, чтобы атаковать, не дожидаясь соседей с юга, так как время дороже координации. На самом деле я уверен, что слово «координация» крайне часто употребляют неверно, да и вообще достижение координации вещь весьма и весьма сложная.

10 и 11 марта стали днями затишья, поскольку все готовились к предстоящей операции. Так или иначе, это дало нам время собрать командиров корпусов. По счастью, на нашем совещании присутствовал также и командующий Седьмой армии генерал Пэтч, так что все получили полную картину предстоящих действий, и Пэтч согласился позволить Уокеру (мой корпус на юге) взаимодействовать с Хэслипом — командиром самого северного корпуса Седьмой армии. Нам с Пэтчем всегда удавалось договориться.

Уокер оказался не готов к прорыву 12–го, но обещал атаковать в 03.00 в ночь на 13–е. 12–й корпус мог начать сразу же после полуночи 14–го.

Мы с Литтлджоном[206] довольно долго обсуждали различные предлагаемые образцы военной формы и пришли к выводу, что из обуви солдату лучше всего подойдут добротные башмаки из кожи или замши, а из одежды — плотные шерстяные брюки шириной внизу не более сорока — сорока пяти сантиметров. Также шерстяная рубашка и каска или подшлемник, а для зимы — новая модель бушлата с подстежкой и рукавицы. Одна модель рубашки и брюк показалась мне наиболее удачной и самой подходящей — такой хорошей формы у наших парней еще не было. Две смены рубашек и одни (плотные) штаны — то, что им нужно. И смотрится хорошо, и практично, и носко.

Я принял по его просьбе одного освобожденного генерала, который попытался объяснить мне, почему его сняли с командования. Я предложил ему пост в другой дивизии, но на ступеньку ниже, он попросил двое суток на размышление. Я не сказал ему тогда, но вдруг понял, что любой, кто не может принять решения меньше чем за двое суток, не может командовать людьми в сражении.

На этом и завершается кампания, которую историки, возможно, назовут Эйфельской. В ней войскам пришлось пройти через кровопролитные сражения, много раз переправиться через реки и речушки, и все это при отвратительной погоде, но при изрядной доле везения. По итогам на 12 марта соотношение потерь выглядело следующим образом:

За минусом общего числа потерь на 29 января, 172 953 человека, Эйфельская кампания стоила Третьей армии Соединенных Штатов 42217 человек.