"Галина Викторова. За твоей спиной " - читать интересную книгу автора

последней, врубив для храбрости "Ногу свело" на запредельную громкость. Без
толку.
Некоторые вещи необязательно слышать. Достаточно о них знать...
Несколько раз со мной задерживался Макс Стрельников, но постоянно
просить его было неловко, а рассказать о своих страхах и галлюцинациях я не
решалась.
Папа, папочка, ну где же ты? Приезжай скорее.

Только один раз мне удалось отвлечься, забыть о жутких шагах, да и
вообще почти обо всем. Две серии экспериментов не сходились капитально,
самым наглым и вызывающим образом.
Да, ребята, с такими плакатами на кафедру выходить может только мальчик
для битья. Решивший стать мертвым мальчиком для битья.
Заклюют. Закидают мелками и тряпками, за неимением тухлых яиц. И будут
правы.
Я пересчитала все даже не трижды, перерыла записи и лабораторные
журналы, перепроверила каждую запятую.
Холера!
И это за два дня до доклада...
Переделывать опыты времени не было. Теребить глупыми вопросами Нимфу
тоже не хотелось. Врачи высказывались определенно: человеку нужен покой.
Выхода виделось два: придумать дурацким кривым наукообразное
объяснение. И ожидать, что кафедральный люд его проглотит ("гыыы, щщас,
жди" - сказал внутренний голос). Или временно подчистить, подправить
результаты, чтобы несовпадение не бросалось в глаза. А уже после конференции
спокойно разобраться, что к чему.
Второй вариант выглядел значительно безопаснее.
И, собственно, совсем не сложно. Я уже начала передвигать по экрану
первую точку, как...

...Никогда раньше не теряла сознание. Отвратное ощущение, доложу вам.
Стул перевернула, со стола все свезла, у мышки шнур выдрала, головой
припечаталась об пол до звона в ушах. Тошнит, шея ноет, во рту мерзость...
Как там в романтических мелодрамах пишут? "Когда я очнулась, то первое,
что увидела, было встревоженное лицо склонившегося надо мной Максима"? Ну
да, как же. Встревожился он. Это чудовище стояло в дверях и довольно
улыбалось:
- Ну наконец-то Лев Ерминингельдыч тебя признал! Все, считай, своя.
- Кто признал? Что признал? - пропищала я, озираясь и пытаясь встать.
- Кто-кто. Ерминингельдыч в пальто. Чем он тебя? Ну-ка, ну-ка, покажи
шею...
Все кружилось, шея онемела, словно к ней приложили глыбу льда.
- Зачем шею? - сопротивлялась я. - Голову посмотри. Крови не видно?
- Пустую голову осматривать смысла нет, - бормотал Макс, отгибая мой
воротничок. - Синяк отсутствует, не тростью, значит. Знаешь у него какая
трость тяжелая? Ой-ей. Не, не тростью. Легонько, ребром ладони. Любя. Эх ты,
небось, результаты подгоняла, горемыка?

Через два дня я, кутаясь в шарф, дрожа и запинаясь, докладывала:
- По полученным мной данным, зависимости эф от тау и гамма от тау