"Барбара Виктор. Мозаика судеб " - читать интересную книгу автора

удар настигнет его на теннисном корте в сорок шесть лет. Габриэла понимала,
что ее, как и всех остальных смертных, ждет одна участь...
До аварии Кевин ничем не отличался от других симпатичных бездельников,
с важным видом разгуливающих по залам Фрипорт Хай. У каждого из них на поясе
болтался складной нож, один из рукавов синтетической рубахи от Сиза закатан
и из-за отворота торчит пачка сигарет; на лицах надменно-скучающее
выражение. Странно, но после той аварии, когда Кевин соприкоснулся со
смертью, он сильно изменился и внешне, и внутренне. В глазах у него
появилось незнакомое выражение, он перестал носить рубашки из полистера.
Габриэле изменившийся Кевин казался загадочным и привлекательным - он как бы
открылся ей с новой стороны. В ту пору она отчаянно "хипповала", восторженно
рассуждала об искусстве - прежде всего об искусстве фотографии. С
шестнадцати лет Габриэла уже не расставалась с фотоаппаратом. Начитавшись
новомодных писателей, воспевающих "потерянное" поколение, она исследовала
городские трущобы, где, как ей казалось, жизнь являла свое истинное лицо.
Их отношения с Кевином достигли апогея, когда в комнате отца они
опустились на пол на коврик цвета авокадо, в узком промежутке между
изготовленной в итальянском стиле XVIII века конторкой и тумбочкой из
светлого дерева.
Весь вечер Габриэла с Кевином танцевали в оружейном клубе "Тиро эль
Синьо", что расположен на Макдугал-стрит в Гринвич Виллидж. Семнадцатилетняя
Габриэла училась тогда на первом курсе в муниципальном колледже на
Лонг-Айленде.
Невозможно объяснить, почему Габриэла выбрала для этого именно комнату
отца. Она сказала Кевину, что там самое безопасное место! Такое важное для
нее событие должно было произойти не в машине, не где-то в кустах, а именно
в отцовской комнате, среди его вещей. Кроме того, действительно в такой час
в доме обычно было пусто. Сильвио и Рокко никогда раньше двух часов ночи не
возвращались домой из своего ресторанчика. Служанка была туга на ухо и,
вероятно, уже дрыхла в своей каморке; маму, разбитую параличом, можно было
не опасаться.
По дорогое домой Габриэла негнущимися пальцами расстегнула платье из
тафты, и Кевин, держа одну руку на баранке, другой гладил ее грудь, бедра,
засовывал пальцы в трусики. Было страшно, приятно, стыдно, противно и
сладостно одновременно. Габриэла едва сдерживала дрожь. Решение ее было
твердо и непреклонно, она следовала ему с упорством фанатички, сама увлекала
Кевина, который в конце концов даже немного оробел.
Уже войдя в дом, Кевин вдруг стал объяснять ей, что должен пойти к
машине за забытым презервативом. Габриэла остановила его, она твердо решила
в этот вечер расстаться с девственностью и не хотела оттягивать этот момент,
но Кевин сердито вырвал свою руку и ушел к машине.
Габриэла, погруженная в воспоминания, машинально катила багажную
тележку по направлению к стойкам таможенного контроля, а сама между тем не
могла избавиться от ощущения ладони Кевина, зажавшего ей рот, чтобы она не
кричала. Габриэла молчала до самого последнего мгновения, пока он не кончил,
не лопнул презерватив и он не выскочил из нее, не отпрянул так резко, что
она ударилась головой об острый угол тумбочки. И даже тогда она не
вскрикнула, а как-то хрипло выдохнула и заплакала... Кевин поспешил смыться,
а Габриэла несколько часов чистила злополучный коврик, пытаясь оттереть алое
пятно.