"Фрида Абрамовна Вигдорова. Дорога в жизнь " - читать интересную книгу автора

правду. Верно, Разумов?
Разумов опускает глаза. У него длинные мохнатые ресницы, от них на
щеки ложится тень. Он молчит.
- Идите спать. Но вот что я вам скажу: стыдно стоять в стороне, когда
остальные честно работают. А сверх того предупреждаю: еще одна самовольная
отлучка - и я вас больше в дом не пущу. Идите.


***

У опыта нет общей школы, всех своих учеников он учит порознь. Но в те
первые дни, уверен, я действовал, как действовали бы сотни, тысячи других
на моем месте. Потому что открытие всегда одинаково - и те, кто на корабле,
завидев землю, всегда закричат: "Земля!", а не что-нибудь другое, только из
желания быть оригинальными. Я не был оригинален и заново убедился: если
человек живет плохо, он равнодушен к тому, что будет жить еще хуже. Но если
сказать ему: "Давай будем жить хорошо!" - и если он искренне поверит, что
ты хочешь ему помогать, то не будет предела его воле к лучшему, как не
положено предела счастью и радости. Пожалуй, это и есть те самые точки
опоры, с помощью которых можно перевернуть мир. Такие слова слышны далеко,
и они будят спящих.
Давно, больше двадцати лет назад, приехал я в Березовую Поляну. Многое
произошло с тех пор. Были радость и горе, были горькие потери и счастливые
встречи - все вместили два десятилетия. Но, вспоминая тот далекий день,
мартовский день тридцать третьего года, я отчетливо, как вчерашнее, вижу:
маленькая комната - мой кабинет; небольшой письменный стол, диван напротив,
и на нем пятеро ребят. У Жукова, командира первого отряда, некрасивое лицо:
приплюснутый нос, большой рот. Зато карие глаза великолепны. Умные, чистые,
они смотрят прямо и пристально. Живой, быстрый и острый ум освещает это
лицо и делает его привлекательным наперекор некрасивым чертам.
А вот хмурый, бледный Колышкин. У него в отряде царит неразбериха.
Никто его не слушается, да он этого и не ждет. Бремя, взваленное ему на
плечи, тяготит его. Он лучше, чем кто бы то ни было, понимает: выбрали его
как раз для того, чтобы он ни во что не вмешивался и никому не докучал.
Рядом Королев щурит на лампу желтые лукавые глаза. Этот держит своих в
страхе божием. Когда он весел, у всех веселые лица. Когда он хмурится, все
поникают. Он не говорит с ребятами, он только приказывает, а они ходят за
ним по пятам и сломя голову кидаются выполнять каждое его поручение. В
третьем отряде не говорят: "Королев сказали, "Королев просил". "Король
велел" - вот единственная формула.
А Суржик? Не знаю, что такое Суржик. Не знаю, чего он хочет, что
любит, что ему дорого. Тут как будто совсем не за что уцепиться, все
тускло, безжизненно, равнодушно - и глаза, и лицо, и голос. Он точно
медуза, этот Суржик, его не ухватишь.
- Давайте поговорим, - сказал я, - как будем жить, как учиться и
работать. Нас, учителей, немного пока: Алексей Саввич, Екатерина Ивановна,
Софья Михайловна и я. Нам трудно будет справиться без вас. Кое-что уже
пошло на лад - в доме у нас чисто, а если кто придет, не стыдно и во двор
впустить. Но как сделать, чтобы с каждым днем наша жизнь становилась лучше,
интереснее, умнее?