"Максим Веселов. Дом без приведений " - читать интересную книгу автора

использованный и жутко смятый презерватив под унитазом.
Это уже было непонятно: Олег Семенович вроде бы точно помнил, что ночью
бросил резинку в унитаз и смыл. Не долетела резинка, вот же кошмар какой...
Потом объясняй свои фантазии. "Прости дорогая, но ты же понимаешь, что я
просто не хотел заразиться от своей левой руки!" Или нет, вот так: "...я бы
не простил себе, если бы моя правая рука забеременела, третьего ребенка мы
не потянем, а аборты на руках запрещает церковь и совесть!.." Черный юмор.
Но именно он не раз спасал Олега Семеновича в самых труднообъяснимых
окружающим обстоятельствах.
Выйдя из ванны, хозяин квартиры угрюмо огляделся. Родной дом с пятницы
успел захлестнуть, как он любил выражаться, творческий беспорядок. Но на
более пристальный взгляд, это, безусловно, был банальный бардак. Кругом
валялись вещи, предметы туалета, впопыхах раскиданные вчера обоими
развлекающимися. Страсть не знала границ: в подставки под любовные утехи
пошло пианино (на котором остались жирные следы от пятой точки Марины и
царапины от ее маникюра), кресло (его перекосило и тут требовался
основательный ремонт), даже прикроватная тумбочка (ей повезло больше, только
вывихнутое колесико-ножка, наверное, можно вставить обратно). Олега
Семеновича передернуло, ему всегда казалось, что вести себя наподобие
прыщавого школьника, это давно не в его натуре. Что за безрассудство?
"Хотя... - и тут нахлынули воспоминания, - мы с Любой и не такое
вытворяли! Во дворе до сих пор стоит поломанная железная качель, и вот уже
лет десять, как мы, проходя мимо нее переглядываемся и Любочка краснеет...
Только мы вдвоем знаем причину этой поломки. А потом ночью снова вспоминаем,
и у нежности не хватает границ! Боже, как прекрасно!"
- Чееерт, что за дерьмо?!! - заорал Олег Семенович, ощутив, что
наступил босой ногой на еще один использованный презерватив. Перепуганная
Марина резко села на кровати и, прикрывая одеялом грудь, уставилась на
Олега. В глазах ее мужчины сонмом клокотал и менялся калейдоскоп чувств:
ужас, брезгливость, беспокойство, жалость, тоска... Он взглянул на ее ноги,
и она медленно поджала их под себя.
"Боже мой, у нее волосатые ноги... - подумал мужчина, не заботясь о
том, что его мысли бегущей строкой отражаются на его же лице. - Люба никогда
себе не позволяет такого безобразия..."
- Ой, закрой свои бледные ноги... - вслух процитировал он однострочное
стихотворение Валерия Брюсова, но девушка обиделась, не оценив классика и
явно приняв поэтические строки на свой счет. В принципе, так оно и было на
самом деле.
Она зло дунула на упавшую со лба прядь, замоталась в одеяло и
промаршировала в ванную. Зашумел кран, послышался едва различимый плачь.
Олег Семенович сел на кривое кресло, подперев голову кулаком. "Вот и
вся моя жизнь как это кресло - треснувшаяся в порыве бездарной страсти. И
чего мне надо-то от Маринки? Свежего мяса? Она же дууу-ррр-ааа... А Люба
уже, наверное, малину собирает. Как приятно ее кормить малиной руками..."
Он встал и принялся наводить порядок. Вещи Марины - отдельно, ("Пусть
собирается и уматывает из моей жизни!"), остальные - по полочкам, любовно
приготовленным заботливыми руками супруги.
Марина наплакалась, догадавшись, что ее слезы не оценили и не прибежали
просить прощения. Но и затягивать со слезами по утрам нельзя - лицо опухнет
и потеряет форму. Она приняла контрастный душ, приведший ее в порядок. Тело