"Дмитрий Вересов, Федор Разумовский. Сердце льва (книга 1)" - читать интересную книгу автора

(лат.), Тайная иерархия (лат.)", - сразу прервал его Магистр и машинально
обхватил рукоять сабли. - Prudentia, prudentia и еще раз осторожность!
Даже у этих стен есть уши. Sic mundus creatus est - так устроен мир.
Он замолчал, побарабанил пальцами по хрусталю реторты и сказал без всякого
перехода, будничным тоном:
- У его сиятельства графа Орлова совершенно невыносимые манеры, в душе он
плут, каналья и хам. А потому умирать будет трудно, уж я постараюсь...
Жаль, что это случится еще не скоро... В общем, дорогой Брат, мне нужно
уехать и как можно скорее, вчера во сне мне был явлен signe de detresse,
знак бедствия. По праву hierarchia occulte оставляю это вам, надеюсь, вы
не забудете, что есть jus preprietatis, право собственности.
С этими словами Магистр взял ларец и, протягивая его Хранителю, усмехнулся:
- Да не бойтесь вы, он омыт кровью девственности и запечатан именем
Невыразимого. Берите, берите, главное, не пытайтесь открыть крышку.
Все в нем выражало тревогу, торопливость и облегчение.
- Fiat justitia, pereat mundus"Судом погибнет мир (лат.).". - Хранитель
осторожно, на вытянутые руки, принял шкатулку, покачал, прикидывая вес, и
внезапно мстительно, взахлеб, рассмеялся: - И поделом, и поделом...
- Предчувствие подсказывает мне, что ждать этого уже недолго, - с пугающей
серьезностью сказал Магистр, подскочил к окну, выглянул на улицу,
ругнулся, дернул париком и стал откланиваться. - Прощайте, достопочтенный
Брат Хранитель. Я непременно вернусь.
Блажен, кто верует, - не вернулся. Сгинул где-то, то ли в неметчине, то ли
в аглицких землях. Да и фармазон-то Куракин, если бы знал наперед, что к
чему, не сидел бы сиднем в хоромах на Фонтанной. И года не прошло, как он
был брошен в крепость, по приговору тайного суда казнен, труп его -
сожжен, а прах развеян выстрелом из пушки. Вот тебе и hierarcnia occulte,
вот тебе и предчувствие. Судьба. От нее не уйдешь.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


ОТЦЫ И ДЕТИ

Лев (1929)

Костлявый лысоватый мужчина поставил на листе жирную точку, отложил
авторучку, устало откинулся в кресле, потер длинными пальцами виски,
закинул руки за голову и с хрустом потянулся. Все. На сегодня хватит.
Сейчас спуститься в гаштетную, заказать добрую порцию боквурста с тушеной
капустой, пивка - кружечку, рюмочку шнапса, сигарку - и спать, спать.
Остальное подождет до утра.
Мужчина заложил кожаной закладочкой страницу толстой книги, лежащей рядом
с рукописью, и с видимым облегчением захлопнул ее. Этот Люден-дорф?
Национальный герой, спору нет, однако какая мука - выудить из толщ
генеральского словоблудия крупицы здравых суждений... "Мысли в голове
солдата подобны булыжникам в его ранце". На поверхностный взгляд -
концепция вполне троглодитская, но ведь по сути старый вояка прав.
Мыслительная деятельность толпы лишь засоряет пространство духа, и вымести