"Д.Н.Верхотуров. Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня" - читать интересную книгу автора

политика, при которой основные книжные хранилища создавались в Москве
(Библиотека им. Ленина, ныне Российская Государственная Библиотека), в
Ленинграде (библиотека Академии Наук - БАН), а в остальных городах
проводилась своего рода "регионализация" библиотечных фондов. То есть,
поступала преимущественно та литература, которая издавалась по данному
региону, и, само собой, издававшаяся на месте, а также определенный набор
общеобязательной литературы. Долгое время эта политика казалась оправданной.
Ее объясняли тем, что в Москве больше институтов, больше ученых и книги
больше нужны. Но, на практике "регионализация" библиотек привела к
постепенному падению уровня региональной науки. Де-факто получалось, что
таким образом ученые в региональных научных центрах отрезались от новейших
достижений, от новинок, от литературы по другим регионам и направлениям.
У нас уже успели позабыть такое любопытное обстоятельство, что когда в
регионах создавались научные центры, никто не заботился о создании связей
между ними. Например, в конце 50-х годов почти во всех национальных
Республиках и автономиях были созданы Научно-исследовательские институты
языка, литературы и истории (НИИ-ЯЛИ). Однако, что из этого вышло. Будучи
лишенными связей и прямого доступа к библиотекам и архивам, эти институты за
10-15 лет провели полевые исследования, развернули раскопки и поиски. Но
быстро выяснилось, что историю всех народов невозможно понять вне связи с
другими народами. Это же и в отношении языка, литературы, культуры. А вот
связей между институтами почти не было. В итоге, расцвет НИИЯЛИ в 60-х годах
быстро сменился их упадком. Например, Хакасский НИИЯЛИ оказался зажат на
узкой фактологической базе исследований в Хакасии, и не имея научных связей
с Академией Наук Киргизской ССР, не мог решить животрепещущий вопрос о
енисейских и семиреченских киргизах. В свою очередь над этим вопросом
отдельно работал институт истории АН КиргССР, достиг в этом больших успехов,
но и он готового ответа не дал.
Политическая граница, "территориальное" размежевание в исторической
науке и "регионализация" фондов привели к тому, что целостность истории
региона была утрачена. Тот же Кимакский каганат оказался разорван между
учеными двух административных образований. Сибирские археологи изучали
археологические памятники, оставленные кимаками, но не могли заниматься
историей. И наоборот, казахские историки разрабатывали историю Кимакского
каганата, но не могли заниматься археологией. Ни те, ни другие, не имели
полного представления о государстве.
О связях между регионами и государствами можно вообще не говорить. В
условиях "регионализации" исторической науки это была самая крамольная тема,
самая политически опасная. Допускался вплоть до конца 80-х годов XX века
только один вид изучения связей - когда и как народы "добровольно
присоединились" к России. Вообще, в русской литературе, что по истории, что
по археологии и этнографии, установилось стойкое пренебрежительное отношение
к тюркским народам Сибири, которое выражается в употреблении таких слов, как
"племена", "племенные вожди", "патриархальные отношения", даже
"первобытно-общинные отношения" и так далее. Правда, сплошь и рядом
оказывается, при внимательном рассмотрении, что "племена" имели сложную
социальную организацию, хорошо вооруженное латное войско, орошаемое
земледеление, развитую металлургию и вообще господствовали на больших
территориях. Этот подход, и ныне распространенный в ученых кругах, блокирует
изучение подлинной истории тюркских народов Сибири. Исследователь,