"АнтиЭйнштейн. Главный миф XX века" - читать интересную книгу автора (Бояринцев Владмир И.)

ЗАРАЗНЫ ЛИ ПСИХИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ?

В книге итальянского психиатра и криминалиста еврейского происхождения профессора Ч. Ломброзо «Гениальность и помешательство» говорится[10]: «…гениальность проявляется обыкновенно гораздо раньше сумасшествия, которое по большей части достигает максимального развития лишь после 35-летнего возраста, тогда как гениальность обнаруживается еще в детстве… сумасшествие чаще других болезней передается по наследству и притом усиливается с каждым новым поколением…»

Помешанные остаются «по большей части всю жизнь одинокими, необщительными, равнодушными или нечувствительными к тому, что волнует род людской, точно будто их окружает какая-то особенная, им одним принадлежащая атмосфера»(выделено мной. - В.Б.).

Эйнштейн говорил про себя: «Я никогда по-настоящему не принадлежал ни к какой общности, будь то страна, государство, круг моих друзей и даже моя семья. Я всегда воспринимал эти связи как нечто не вполне мое, как постороннее, и мое желание уйти в себя с возрастом все усиливалось…»

«Иногда у людей, находящихся, по-видимому, в здравом уме, помешательство проявляется отдельными чудовищными, безумными поступками». И еще: «…именно среди евреев встречается вчетверо или даже впятеро больше помешанных, чем среди их сограждан, принадлежащих к другим национальностям».

А теперь вернемся к некоторым биографическим моментам из жизни Альберта Эйнштейна.

«На Альберта, как и на его деда Юлиуса Коха, иногда накатывали такие припадки гнева, что лицо его становилось совершенно желтым, а кончик носа белел. Майя (младшая сестра Эйнштейна. - В.Б.) служила объектом, на котором он срывал злость. Однажды он швырнул в нее кегельным шаром, в другой раз едва не пробил ей голову детской лопаткой… Однажды он ударил приходящую учительницу детским стульчиком, и та так перепугалась, что выбежала из комнаты и больше не возвращалась вовсе»[2].

Но Полина упорствовала и нашла ей замену. Альберт по-прежнему был склонен выражать недовольство с помощью всего, что попадалось ему под руку, но новый преподаватель был сделан из более прочного материала, чем прежняя учительница, и уроки продолжались.

Вот как автор описывает пробуждение в Эйнштейне мыслителя: когда в пять лет Альберт лежал в кровати больной, отец дал ему компас. Мальчик, вместо того чтобы по привычке швырнуть его в голову сестры, начал возиться с ним. Эльза Эйнштейн как-то сделала весьма сомнительный комплимент Альберту, сказав, что его индивидуальность «не изменилась с того момента, когда она в первый раз играла с ним, а ему было тогда пять лет!». «В обычном состоянии он был неестественно спокоен, почти заторможен… Даже в девять лет говорил недостаточно бегло. Причина была, по-видимому, не только в неумении, но и в нежелании общаться».

Как пишет Д. Брайен, «будучи единственным евреем в своем подавляюще католическом классе, Эйнштейн не чувствовал ни дискомфорта, ни одиночества». Но государство требовало, чтобы Альберта обучали в соответствии с его вероисповеданием. Поэтому родители пригласили дальнего родственника, с которым Альберт и изучал иудаизм. Биографы отмечают, что, не считая приступов ярости, Эйнштейн держал свои чувства в узде едва ли не крепче, чем его мать. Единственным выходом для его эмоций было музицирование. В молодости он бывал нервозен и подавлен и сам признавался, что у него было «немало заскоков» и имелись постоянные перепады настроения - от радостного до подавленного.

Макс Брод, известный тем, что не выполнил завещание Франца Кафки (не сжег не законченные Кафкой произведения), встречался с Эйнштейном в Праге, в доме Берты Фанты, которая интересовалась наукой и каждый четверг открывала двери своего дома «для пражских интеллектуалов, преимущественно евреев». В одной из своих новелл Брод наделил героя такими чертами, что все сразу же узнали Эйнштейна. Он описал ученого, для которого преданность науке служит линией обороны против «помрачений разума, вызванных чувствами».

«Знакомый Эйнштейна по Праге Макс Брод оставил нам его портрет, от которого мороз по коже дерет…»

Макс Брод, который часто аккомпанировал Эйнштейну,когда тот играл на скрипке в доме Берты Фанты, в образе Иоганна Кеплера вывел Эйнштейна. «В быту Кеплер был не слишком располагающим человеком, сам признавался, что «как собака боится мытья»… Брод изобразил ученого, всецело поглощенного своей работой… он напоминает героя баллады, который продал сердце дьяволу за пуленепробиваемую кольчугу… У этого человека не было сердца… Он был бесстрастен и не способен любить…» Главный герой новеллы бросает Кеплеру обвинение: «На самом деле вы служите не истине, а самому себе…»[2].

Выдающийся ученый в области физической химии Вальтер Нернст, прочитав новеллу, сказал Эйнштейну:

«Кеплер - это вы». Цитируя Макса Брода, биограф Эйнштейна Филипп Франк пишет, что Эйнштейн испытывал страх перед близостью с другим человеком и «из-за этой своей черты всегда был один, даже если находился среди студентов, коллег, друзей или в кругу семьи».

В конце сороковых - начале пятидесятых годов психологический тонус Эйнштейна снижался потерями близких. Еще одна интересная деталь: как-то так случилось, что на протяжении всей своей жизни его окружали психически неуравновешенные люди. Может быть, психическая неуравновешенность при длительном общении становится заразной?

Примеры: семья первой любви Эйнштейна - Мари Винтелер. Эмоциональность и эксцентричность Винтелеров граничили с психической нестабильностью, которой страдали некоторые члены семьи. Их сын Юлиус, вернувшись из Америки, впал в буйное помешательство, в 1906 году застрелил свою мать, мужа своей сестры Розы и покончил с собой. Мари провела последние годы жизни под присмотром психиатров. Биографы считают, что роман с Альбертом Эйнштейном сильно травмировал Мари, а трагедия 1906 года ухудшила ее нервное состояние. По некоторым данным, профессор Винтелер обвинял свою жену в привнесении по ее линии безумия в семью.

В дальнейшем по этому пути пошел и сам Эйнштейн, обвиняя Милеву Марич в душевной болезни их младшего сына. Эйнштейн в своих письмах отмечал странное поведение своего лучшего друга М. Бессо, приводя пример его чудовищной рассеянности. «Я часто думаю, что этот малый не в себе», - замечает Эйнштейн, упуская из виду, что ему самому свойственна не меньшая рассеянность, отмечают его биографы. И дальше: «Мелочность - неотъемлемая часть его характера, она служит причиной того, что он часто приходит в нервическое состояние из-за пустяков».

Мишель Бессо в двадцатых годах лечился у психиатров, когда утратил веру в свои профессиональные способности.

Несколько лет Эйнштейн общался с П. Эренфестом, жизнь которого закончилась трагически: в припадке отчаяния он застрелил своего умственно отсталого младшего сына, затем покончил с собой. Хотя непосредственная причина самоубийства Эренфеста была чисто личной, Эйнштейн написал: «Отказ прожить жизнь до естественного конца вследствие нестерпимых внутренних конфликтов - редкое сегодня событие среди людей со здоровой психикой; иное дело среди личностей возвышенных и в высшей степени возбудимых душевно. Такой внутренний конфликт привел к кончине и нашего друга Пауля Эренфеста…»

В свою очередь, Пауль Эренфест был любимым учеником и ассистентом Людвига Больцмана, который покончил жизнь самоубийством в 1906 году.

Одним из тех, кто принимал участие в бракоразводном процессе Эйнштейна, был его берлинский коллега Фриц Габер, жена которого Клара (первая из женщин, получившая докторскую степень в университете Бреслау) покончила с собой. Ей казалось недопустимым, что ее муж изобретал отравляющие газы, и когда он уехал на Восточный фронт, чтобы лично наблюдать за их применением, Клара свела счеты с жизнью.

Старшему сыну Эйнштейна Гансу Альберту было 12 лет, когда его мать Милева перенесла нервный срыв после того, как отец в 1916 году потребовал развода. Антагонизм между отцом и сыном не исчезал. Сестра Милевы Зорка Марич тоже страдала тяжелым психическим заболеванием.

Ганс Альберт был очень похож на своего отца, но он никогда ничего не рассказывал об отце, помимо профессиональных тем, говорил только о музыке. Один из его приятелей, который ходил с Гансом Альбертом на яхте, отмечал, что попутчику разрешалось повторить одну и ту же ошибку не более двух раз, после чего Ганс Альберт взрывался и обрушивал на провинившегося шквал негодования и упреков.

Младший сын Эдуард так и не смог оправиться от перенесенной в период учебы в университете психологической травмы. «Непосредственным поводом для нервного срыва послужила несчастная любовь: в соответствии с семейными традициями Эдуард увлекся особой, которая была старше его»[2]. Эдуард интенсивно лечился, но все глубже погружался в безумие, умер он в 1965 году в Цюрихе, всеми забытый. В момент просветления сын написал отцу, что тот его предал и испортил ему жизнь. Он заявлял, что ненавидит его. Муж младшей дочери Эльзы писал про свою тещу: «Ее материнский инстинкт граничил с ненормальностью, он заставлял ее вмешиваться во все, что касалось ее дочерей».

Ниже будет рассказано об общении Эйнштейна с Фрейдом, но «не искал, по всей видимости, Эйнштейн совета Фрейда по поводу Эдуарда… Фактически у обоих собеседников сыновья страдали психической болезнью. Фрейд описывал своего сына инженера Оливера как необычайно одаренного человека с безупречным характером - до того момента, когда «невроз одолел его, оголив это дерево в цвету».

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Читаем статью М.Коврова «Ландау и другие»[11]. Интересно, что Фрейда с Эйнштейном, в частности, сближала ненависть к семье Адлеров: Фридрих Адлер - сын Альфреда - посмел выступить против теории относительности, а его отец - против фрейдизма.

Между Эйнштейном и Фридрихом Адлером существовало и еще одно противоречие: Эйнштейн был убежденным сионистом, в то время как «Фридрих Адлер в 1949 году писал, что он и его отец (один из основателей марксистской партии в Австрии) всегда считали полную ассимиляцию евреев и желательной и возможной. Даже зверства Гитлера не поколебали его уверенности в том, что еврейский национализм порождает реакционные тенденции…»[ 12].

Но между Эйнштейном и Фрейдом такого противоречия не существовало. Фрейд писал: «Если вы не воспитываете своего сына евреем, вы лишаете его силы, которая не может быть заменена ничем»; «Мы, евреи, сохранили наше единство благодаря идеям, и именно благодаря им мы и выжили»; «Священная Книга и изучение Священной Книги - вот что сплачивало воедино этот распыленный по свету народ»[Ъ], [14].

Отметим, что одной из таких основополагающих идей, о которых говорил Фрейд, и явилась теория относительности, заслуги в создании которой приписываются исключительно одному лишь «еврейскому святому» - Альберту Эйнштейну.

В 1936 г. Эйнштейн пишет Фрейду, поздравляя того с восьмидесятилетием, что рад счастливой возможности выразить одному из величайших учителей свои уважение и благодарность.

«До самого последнего времени я мог только чувствовать умозрительную мощь вашего хода мыслей, - пишет Эйнштейн, - но не был в состоянии составить определенное мнение о том, сколько он содержит истины. Недавно, однако, мне удалось узнать о нескольких случаях, не столь важных самих по себе, но исключающих, по-моему, всякую иную интерпретацию, кроме той, что дается теорией подавления. То, что я натолкнулся на них, чрезвычайно меня обрадовало; всегда радостно, когда большая и прекрасная концепция оказывается совпадающей с реальностью».

Что такое Фрейд, хорошо известно: «Два вида первичных позывов: Эрос и садизм»; «Цель всякой жизни есть смерть»; «Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых не могут жить. Ирреальное для них всегда имеет приоритет над реальным, нереальное влияет на них почти так же сильно, как реальное. Массы имеют явную тенденцию не видеть между ними разницы»; «В 1912 г. я принял предположение Дарвина, что первобытной формой человеческого общества была орда».

Выше были приведены слова Эйнштейна из его личного письма к Фрейду, но по данным Картера и Хайфилда, Эйнштейн говорил своему сыну Эдуарду, что читал работы Фрейда, но не обратился в его веру, считая его методы сомнительными и не вполне корректными. Видимо, зная о таком двойственном отношении к себе со стороны Эйнштейна, в 1936 году Фрейд ему написал: «Я знаю, что вы высказывали мне свое восхищение «только из вежливости» и очень немногие из моих тезисов кажутся вам убедительными».

Таким образом, об отношениях между Эйнштейном и Фрейдом хорошо сказано в анекдоте:

Абрамович в синагоге назвал Рабиновича сволочью. Раввин сказал Рабиновичу: «Ты должен извиниться перед Абрамовичем». После этого Абрамович постучал в дверь Рабиновича и спросил: «Петров здесь живет?» - «Нет», - был ответ. «Извините», - сказал Абрамович. Узнав об этом, раввин сказал: «Так не годится, ты обозвал Рабиновича в синагоге и там же должен сказать: «Рабинович не сволочь! Извините!» После этого Абрамович пришел в синагогу и сказал: «Рабинович не сволочь? Извините!», а на возражения раввина ответил: «Слова ваши, а музыка моя!»

Здесь необходимо напомнить, что в списке «Сто великих евреев» Фрейд занимает четвертое место, сразу за Эйнштейном.

В 1921 году Лондонский университет объявил о начале цикла лекций о пяти великих ученых: физике Эйнштейне, каббалисте Бен-Маймониде, философе Спинозе, мистике Фило. Фрейд в этом списке был пятым. Его выдвинули на Нобелевскую премию за открытия в области психиатрии.

Но получил премию коллега Фрейда Вагнер-Яуреггу за метод лечения паралича путем резкого повышения температуры тела. Фрейд заявил, что Лондонский университет оказал ему большую честь, поставив рядом с Эйнштейном, а сама премия его не волнует. «Причем этому парню было намного легче, - добавлял Фрейд, - за ним стоял длинный ряд предшественников, начиная с Ньютона, в то время как мне пришлось в одиночку пробираться через джунгли…»

Добавим, что в еврейской академической среде широкое распространение получил портрет Фрейда, где его профиль образован выгнувшейся обнаженной женской фигурой. Известно, что первая встреча Эйнштейна с Фрейдом состоялась в Берлине, когда Фрейду было семьдесят лет, он был после операций по поводу рака неба, но это не помешало Фрейду сказать: «Эйнштейн столько же понимает в психологии, сколько я - в физике».

«Эйнштейн не воспользовался шансом услышать от Фрейда объяснение, почему орды людей, неспособных к пониманию его идей, угрожали тому тихому размышлению, которого он жаждал, и старались помешать его работе, буквально охотясь за ним. «Кто тут сумасшедший: он или я?» - задавался вопросом Эйнштейн». Отметим, вполне закономерным вопросом! Об одном толковании своего сна в духе Фрейда Эйнштейн говорил: «В Берлине работал профессор по фамилии Рюде, которого я ненавидел и который ненавидел меня. Как-то утром я услышал, что он умер, и, встретив группу коллег, рассказал им эту новость следующим образом: «Говорят, что каждый человек делает за свою жизнь одно доброе дело, и Рюде не составляет исключения - он умер!»[4].

На следующую ночь Эйнштейну приснился сон, будто бы он увидел Рюде живым и очень обрадовался этому, после чего он сделал вывод, что сон освободил его от чувства вины за сделанное, мягко говоря, злое замечание.

Эйнштейн обменивался идеями с Фрейдом по поводу готовящейся декларации Лиги Наций по вопросу о мире во всем мире, но Фрейд считал этот обмен мнениями занятием утомительным и бесплодным, саркастически заметив, что не ожидает получить за это дело Нобелевскую премию мира.