"Олег Верещагин. Мы живем на границе" - читать интересную книгу автора

сухих кустов, гора которых была навалена рядом, чтоб надолго хватило. Глеб,
поправляя на огне большой котелок, где булькала каша, сказал строго:
- На Седом Кургане нельзя ночевать... Там вообще быть долго нельзя.
Только если перед дальней дорогой или походом прийти... ненадолго.
- Расскажи ему, Глеб, - попросил Мирослав, полулежавший на седле.
- Расскажу, - Глеб кивнул. - Мне дед рассказывал, - он сел прямее и
кинул на вершину кургана взгляд. - Видишь, там ковыль? Он белый, как седина.
Сейчас не видно, а днем хорошо заметно... Давным-давно под этим курганом
схоронили казаки тех, кто пал в большой битве. Пришли враги из-за гор, и не
было им числа. Никто не помнит, что это были за враги, но запылали станицы,
закричали люди - и вышли казаки биться за жен, детей и стариков, и бились
день, и другой, и третий бились - и ушел враг, не ссилил. Столько было
павших, что не получилось бы каждому выкопать могилу - и схоронили их казаки
под курганом. Каждый, кто жил тут, на нашей земле, набрел ее в шапку, принес
и высыпал - и скрыла она павших, укутала их. А ковыль, что вырос на кургане,
был седым... - Глеб помолчал, снова поправил котелок. - С тех пор перед
походами да дальними дорогами наши предки молились на кургане. Там же и
атаманов своих выбирали... А еще было. В восемнадцатом году... Когда не
стало царя и власти, напали на наши земли горцы-вайнахи... ну, чеченцы,
ингуши... Пришли мстить за то, что верно наши предки служили русским царям,
земли грабить не давали, людей в неволю угонять, разбойничать. В станицах
мужчин не было - все на фронтах, ведь война-то еще шла. Братьям нашим,
терцам, вовсе страшно пришлось - тридцать тысяч детей да женщин вырезали за
месяц горцы, сорок станиц сожгли, людей палили живьем в храмах, на крестах
распинали, конями рвали на части... Дошли и до нас. Как могли, бились
станичники. Женщины, подростки, деды оружие взяли. Да разве это сила...
Гибель пришла! А младший сын атамана, мальчишка вроде нас, прорвался верхом
к Седому Кургану. Коня под ним убили, его подстрелили, да порубили...
Вскарабкался он на кручу. Стал просить бога, чтобы защитил беспомощных. А с
кургана видно - весь край огнем взялся. Горит все. Погибает. Рушится.
Заплакал он. Просит... Сил не стало - упал наземь, и кровь полилась на
ковыль, на землю... - Глеб поворошил ветки, вздохнул. - Упали капли - и
страшным криком закричала земля. Ветер подул, буря поднялась. Раскрылся
курган, выпустил мертвые сотни. Ударили те на разбойников - молча ударили,
по вихрям скакали, и сами - как вихрь. Бросились бежать налетчики, да так в
буре и сгинули, никто в горы не уполз - а вихрь улегся, и казаки исчезли...
Глеб умолк, снял с огня котелок, стал раскладывать кашу в миски. В
глазах у ребят плясали огни костра, пламя резко очертило скулы, заострило и
отточило черты лиц.
- Это ведь легенда... - сказал Сергей. Глеб кивнул:
- Конечно... На самом деле шел отряд с турецкого фронта, он и спас
здешние станицы, а потом дальше пошел, а атаману Краснову[6]. Но людям так
запомнилось... Тебе каши побольше?
- А? - Сергей хлопнул глазами. - Да сколько всем... Парни, я что-то не
очень понял... У вас что, клуб военно-патриотический?
- Да вроде того, - Петька поставил миску себе на колено: - О, горячо...
Только не клуб, а Отдельная Учебная Сотня станицы Святоиконниковской
Кубанского казачьего войска.
- Воевать учитесь? - уточнил Сергей.
- И этому тоже, - согласился Глеб, накладывая кашу Мирославу.- А как