"Дмитрий Вересов. Загадка Белой Леди ("Черный Ворон" #12)" - читать интересную книгу автора

бытия? "L"enfer, c"est les autres![1]" - устами своего персонажа воскликнул
великий экзистенциалист в знаменитой комедии. Все люди - другие, не такие,
как я. И все они воистину слуги ада. По крайней мере - для меня. А самые
страшные слуги этого ада - поборники справедливости!..
Однако раздумывать о неожиданных выводах и странностях собственного
мышления было теперь некогда - Глеб торопился не на шутку. Самолет на Афины
вылетал через двадцать пять минут, а до Орли оставалось еще целых двадцать
пять километров. "Опять двадцать пять, - вспомнившееся детское присловье
наконец освободило, видимо, уставшую биться о прутья клетки птицу, но лишь
для того, чтобы завести свою, столь же однообразную карусель. - Двадцать
пять, двадцать пять, двадцать четыре..."
- Que diable![2] - вдруг в сердцах выругался Глеб.
Неизвестно откуда прямо перед ним посреди шоссе выросла
ослепительно-белая, глухая стена. По привычке наблюдая больше за тремя
зеркалами заднего вида, чем за пространством перед собой, и занятый не-
отвязной мыслью о необходимости во что бы то ни стало успеть на самолет, он
как-то упустил из виду, что едет по трассе быстрее всех - и что несущийся на
ста двадцати рефрижератор для его летящего "Опеля" может оказаться
практически стоящим на месте даже при самом легком торможении.
Однако металлическая громада неожиданно оказалась стеклянной.
Лишь на какое-то мгновение Глеб ощутил неприятную, норовящую слиться с
его телом плотность стекла. Но уже в следующий миг раздался оглушительный
раскат грома, в мозгу одновременно сверкнула тысяча молний, и огромное
теплое стекло вдруг разлетелось мелкими брызгами во все стороны, освобождая
плоть от всего лишнего, надоевшего и мешающего.
Ехать вдруг стало неимоверно легко; настолько легко, что на мгновение
машина даже показалась ему большой хищной птицей, не знающей преград и
парящей в восходящих потоках воздуха. Ничто больше уже не сдерживало его
неудержимого стремления вперед. Но тут, к своему несказанному удивлению,
Глеб вдруг понял, что самолет потерял для него всякую значимость, став
абсолютно ненужным. Теперь он сам в мгновение ока мог улететь куда угодно
без всякого самолета.
Но куда? Куда было ему угодно?!
О, жалкое земное мышление! Неужели теперь помехой осталось лишь ты
одно?! И только ты одно сдерживаешь неудержимый полет души, не позволяя ей
просто раствориться в блаженстве собственного парения? Только ты, беспомощно
привязанное к земле, тупо норовящее разложить все по полочкам, стремишься
даже райский уголок Вселенной непременно назвать каким-нибудь броским
именем. Что значат для души все эти названия?
- Стокгольм, Москва, Калькутта или Рио, когда везде будет один и тот же
ад - ад беспросветного земного существования.

* * *

В хитросплетении террас тут и там были раскиданы маленькие коттеджи с
именовавшими их табличками. Робертс постучал в дверь коттеджа под названием
"Коррадин" и по-хозяйски, не дожидаясь приглашения, вошел в небольшой, но
благодаря почти полному отсутствию мебели просторный холл. Навстречу ему
поднялся смуглый господин лет сорока с ярко-синими глазами, словно
позаимствованными с другого лица. На вид мужчина казался довольно хрупким,