"Дмитрий Вересов. Белая ночь" - читать интересную книгу автора

поднялся и пошел по Дворцовой аллее к старой петровской пристани. На
пристани его помощник Ерофеев с бригадой плотников сооружали подъемное
устройство. Нынче ночью им предстояло принять и поднять груз из Италии -
шесть больших ящиков со скульптурами.
- Все ли у тебя готово, братец?
- К ночи управимся, лишь бы волны не было...
- Управишься, Ерофеев, а то граф с нас все шкуры посдирает, ужо
пообещал. И чтоб к семи у Грота все стояло. И чтобы чисто было. Сам буду в
восемь. Прощай.
Наступила белая ночь. К часу Ерофеева разбудил бригадир плотников:
"Баржа на подходе". И верно, с Невы в Фонтанку баркасом верповали плоскую
баржу с ящиками на палубе.
Ее подвели под стрелу и пришвартовали. Старшина гребной команды
баркаса, выбравшись на берег, спросил старшего. Плотники указали на
Ерофеева.
- Осмелюсь доложить, ваше благородие, прибыл с командой в помощь.
- Пусть матросы помогут поднять, а ты иди со мной.
Они подошли к Гроту, и Ерофеев объяснил, как и где надлежит ящики
расставить. Затем они вернулись к пристани, где плотники и матросы с помощью
стрелы и всех известных им матерей поднимали первый ящик. Удачно.
К ящику по бокам пришили по брусу, и, взявшись по трое за каждый конец,
понесли к Гроту. Там брусья оторвали. Операцию повторили еще пять раз.
Последний ящик все-таки стукнули при подъеме. Ерофеев чуть голос не сорвал,
матеря уставших людей. А плотникам еще надо было разобрать стрелу и вскрыть
ящики. И матросикам надо было отбуксировать баржу в порт.
Ну, потом-то все было обыкновенно: содрали крышки, выбрали опилки и
унесли их в специальный для опилок амбарчик. Затем сняли распорки, отняли
стенки и собрали остатки опилок. Ерофеев выдал бригадиру деньгу и остался
один среди закутанных в мешковину каменных изваяний.
Уже светало, и надо было торопиться. Ножом он срезал завязки и
освободил скульптуры от тряпок. Открывшееся зрелище повергло Еросьеева в
тихий восторг. Шесть белоснежных, розовеющих в лучах утреннего солнца
флорентийских красавиц предстали пред очи тверского мужичка. Оставшиеся
лежать у подножий статуй скомканные полотнища мешковины казались ему
сброшенными лягушачьими кожицами.
И не ведающие стыда белые девы обнажили свои прелестные свежести.
Оцепенение Ерофеева нарушил луч солнца, осветивший голову одной из статуй.
Тот вспомнил, что надо торопиться, и бросился складывать куски мешковины.
Нет, ему не показалось: на палец одной статуи было надето кольцо.
Серебряное, с камнем;
В саду было множество статуй, но ни у одной из них на пальцах не было
никаких украшений, кроме разве что мраморных. Это Ерофеев знал точно. Первым
делом он попытался снять кольцо. Безуспешно. Он замер, соображая, что
дальше-то делать. Его осенило: это же тот ящик, что стукнули. Ага. И тут
рукояткой ножа он сам стукнул по изящному пальчику. Пальчик откололся и упал
на гравий. Искра потухла. Он поднял его и сунул в карман. Быстро собрал
мешковину в рулон, обвязал и оттащил к опилочному амбарчику.
Там он расколотил мраморный обрубок и смешал крошки с опилками. Мол,
само так случилось. Бухнулся на мешковину, перевел дух и почувствовал как
его трясет, успокоившись маленько, стал прикидывать, что сделать с кольцом.