"Дмитрий Вересов. Белая ночь" - читать интересную книгу автора

выкуренная им за полчаса. Голова кружилась. А слепое, но щедро озвученное
соседями кино только что подошло к финалу.
Женька встал на онемевшие то ли от сигарет, то ли от долгого сидения
ноги. Потянулся и хрустнул длинным позвоночником. Открыл настежь форточку, в
которую тут же ворвался холодный промозглый ветер, взял со стола пепельницу
и вышел из комнаты. Коридор встретил его абсолютной темнотой и резким
запахом тушеной капусты. Он наощупь добрался до выключателя, по дороге
споткнувшись о высунувшую нос паркетину и чуть не рассыпав по полу все
окурки. Интеллигентно чертыхнулся.
И пошел большими шагами по освещенному тусклой лампочкой коридору к
центральному помойному ведру. Локальный мусор они с мамой собирали в большую
жестяную банку прямо в комнате. С каждой мелочью на кухню не бегали. Но вот
окурки - это не мелочь, если учесть, какой неприятный разговор они могли
спровоцировать. Их следовало уничтожить бесследно. О его пагубной привычке
мама пока что не догадывалась. Привычкой, правда, это еще не стало. Но зато,
как у собаки Павлова, сигарета напрочь связалась в его сознании с
переживаниями чувственного порядка.
Коридор на кухню был длинный, чтобы по дороге туда было время подумать,
а действительно ли ты так уж хотел есть. И очень часто на этот вопрос Женька
сам себе отвечал отрицательно, стоило только представить, что надо доползти
до плиты. А о том, что хотелось попить чайку, как-то забывалось.
Вел коридор на кухню гигантской буквой Г.
Женька саркастически усмехнулся. На такую кухню только такой буквой и
ходить.
Шесть плит стояли вдоль стены до самого окна. У одной из них, самой
маленькой, всего на две конфорки, возилась со своей капустой объемная Анна
Васильевна. Всегда в платочке и всегда в тускло-розовом халате с лиловыми
застиранными цветами. Расцветку Анны Васильевны Женька знал с детства. Она
никогда не менялась.
Он решил сделать вид, что не замечает ее.
Здоровались уже сегодня. Если поздороваться опять, ее тут же закоротит.
А уходить, когда кто-то с ним разговаривает. Женя еще не умел.
Хотя считал, что пора научиться. Мужчина, которым он собирался стать в
ближайшем будущем, должен был уметь ставить в разговоре точку по
собственному усмотрению: честь имею!
Анна Васильевна громко и протяжно вздохнула. Забросила невод:
- Такие наши дела, милый мой...
Женя скрылся за дверью на черный ход. Здесь между дверями стояло ведро.
Разделавшись с уликами, он на секунду подошел к окну. Была у него такая
привычка...
- А ты все учишься, учишься. Молодец-то какой... А вот у меня Борька
тоже такой был.
Горя с ним не знала. Я, бывало, подойду к нему и говорю: "Старайся,
старайся". И по головке поглажу. А он мне: "Ад, мамулечка". Вот так и
говорил. "Да, мамулечка".
Анна Васильевна смотрела на сковородку. Говорила вполголоса. Как будто
репетировала роль.
Все повторяла с едва заметным различием в интонациях. Пробовала то так,
то эдак. Про то, что сын ее Борька был хорошим мальчиком.
Только как-то верилось с трудом. Когда Борька приходил к ней, всех с