"Дмитрий Вересов. Отражение Ворона ("Черный Ворон" #10)" - читать интересную книгу автора

говорил, что когда он слышит слово культура, он хватается за пистолет.
У нас - критиков - пистолетов нет... И при словосочетании "женская
проза" нам хвататься не за что, разве что за собственные гениталии. Но и
рады бы, может быть, схватиться, да как-то не возбуждает она, проза
женская...
Абстрагироваться от факта существования женской литературы было бы так
же нелепо, как не принимать во внимание наличие в воде и атмосфере
болезнетворных бактерий. Ну да, как существуют в природе гангрена, сифилис
и еще ряд пренеприятных явлений, так есть и феномен женской прозы - никуда
от этого не денешься. Другой вопрос - как с нею сосуществовать? Принимать
ее за литературу как таковую - или нет. Вопрос этот, кстати, и не нов -
сколько в свое время шуму наделала одна только мадам Жорж Занд! Но тогда
дискуссии о величине нравственного вреда, наносимого социальному сознанию,
сводились к праву женщины носить штаны и курить в общественных местах.
Теперь же вопросы, предлагаемые так называемой женской прозой, выходят за
рамки формального равноправия, идут дальше - пропагандируют откровенную
распущенность. Женщинам, научившимся шустро нажимать пальчиками на кнопки
клавиатуры, уже нет необходимости биться за равные с мужчиной права.
Курить, пить водку, носить штаны, ругаться нецензурной бранью они могут
свободно, равно как и голосовать на выборах и размещать свои тексты в
библиотеке Мошкова. Поэтому какая нужда защищать не нуждающееся в защите?
Попытки женской прозы утвердиться наравне с традиционной мужской по
идейной содержательности своей носят характер привнесения в общественное
сознание espece de maladie, своего рода вируса.
Я уже как-то писал о женщинах в СИ. И вот вновь прихожу к выводу, что
любое присутствие женщины в библиотеке Мошкова дарит пример той или иной
социальной аномалии. Это либо амнезия и недостаточность, как в случае с
Асей Анистратенко, литературные потуги которой напоминают открывание и
закрывание рыбой рта... Рот открывается и закрывается... Глаза выпучены, а
ничего не слышно. Нет мыслей.
А вот в случае с разрекламированной некими иногородними поклонниками
творчества Елены Стяжкиной ее повести "Паровозик из Ромашково" - болезнь
иная. Слова из-под пера у этой дамы выходят достаточно слышные. И (вот уж
прям по заявке еще одной знаменитой на СИ фемины - некоей Джэн) кстати было
бы посмотреть на эти слова с позиции опубликованного недавно малого
манифеста.
Друганы мадам Стяжкиной в своей рецензии писали о некоем небывалом
блеске стиля...
И что мы находим? Претензию на что-то среднее между аббатом де Прево,
ранним Львом Толстым и Айрис Мердок - от всех понемножку - этакая
messalenia из потока сознания и дневниковых отрывков. Нового здесь ничего
нет - открытия в форме изложения мадам Стяжкина никакого не сделала.
Парадоксальное кольцо вроде "завтра было вчера" можно найти и у Франсуазы
Саган. А вот что до нравственных подвигов, то извините - ценность изысканий
госпожи Стяжкиной в представлении образа героини нашего времени сравнима
разве что с ценностью проникновения бледной спирохеты в здоровый
общественный организм. Вообще, общественная ценность вызывания сочувствия к
откровенной нравственной распущенности, преподносимой под соусом ПОПЫТКИ
ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ БАРЫШНИ ЖИТЬ ПО МЕРКАМ СТОЛИЦЫ, представляется столь же
сомнительной, как попытка легитимизировать в общественном сознании образ