"Дмитрий Вересов. У Терека два берега... ("Кавказские пленники" #2)" - читать интересную книгу автора

- Вот, господин унтер-офицер, один уже спятил. Послушайте его! Камни у
него пахнут, хорошо еще, что не разговаривают, - сказал, видимо, очень
обрадовавшись факту сумасшествия сослуживца, Нестрой.
Унтер Рюккерт только улыбнулся и лениво отмахнулся от них рукой.
- Приедешь после войны ко мне в гости, Густав, - мечтательно
проговорил Клаус Штайнер, - я разбужу тебя пораньше. Жена накормит нас
легким, но сытным завтраком. Мы пройдем утром по берлинским улицам,
например, по Фридрихштрассе. Соседка Марта из дома напротив, забравшись на
подоконник в белом накрахмаленном переднике, пошлет нам воздушный поцелуй и
станет выкладывать на солнышко перины и подушки. А живет она на самом
последнем этаже! Вот кого надо было брать в Первую горно-пехотную, господин
унтер-офицер, так это мою соседку Марту. Ходит по самому карнизу и только
хохочет на всю улицу, глазками стреляет в проходящих внизу мужчин и подолом
метет, плутовка!..
- А дочка у нашей хозяйки ничего, хорошенькая! - перебил Клауса
сидевший с ним рядом в речке солдат. - Сначала пугалась, а сегодня утром
уже улыбнулась, как твоя соседка Марта. Что мне нравится у этих степных
красавиц, так это грудь! Не пора ли горной пехоте взять эти русские горки
приступом?..
Речь зашла о женщинах, разговор покатился легко, как то самое
перекати-поле, и никто из них так и не выяснил, правда ли, что берлинское
утро пахнет камнями и водой. Клаус Штайнер, в очередной раз скользнув по
глинистому берегу, не стал выныривать, а толкнул вязкое дно ногами и поплыл
вдоль камышовых зарослей, прочь от соленой солдатской болтовни.
Больше всего ему недоставало этих берлинских утр, когда наверху без
стеснения вывешивают постели, а внизу, взбивая щетками мыльную пену, моют
мостовую перед своими лавками, пивными, кофейнями. Обильно льется вода, до
тех пор, пока чистый камень не начинает дышать и пахнуть. Только камень
может быть по-настоящему чистым, только от него может исходить тонкий
аромат чистоты. Здесь же, в этом проклятом краю, даже речка, сама вода,
грязна и пахнет гнилью, то есть смертью трав и водяных существ.
Вспомнилось ему, как он, еще до женитьбы, жил с матерью и братом на
Рудерштрассе, дом пять. В небольшой квартирке было всего четыре комнаты:
его, спальня матери и крошечного Вилли, столовая в три окна, а четвертая,
самая маленькая, сдавалась постояльцам по пятьдесят пфеннигов за ночь.
Однажды, когда Клаус пришел домой обедать, он увидел в открытую дверь
сдаваемой комнаты пыльный, забрызганный водой чемодан возле умывальника.
Вошла мать и, протирая чемодан тряпочкой, сказала:
- У нас русский постоялец. С усами. А на щеке такой страшный шрам! Он
говорит с таким лифляндским акцентом, что я его не очень понимаю. Боюсь,
что и он меня не совсем понимает. Клаус, ты скажи ему, что в плату входят
свежая постель, утренний кофе с булочкой и маслом. И еще покажи ему
уборную, а то он меня, кажется, стесняется спросить.
Русский сказал Клаусу, что приехал поступать в Берлинский университет,
хотя выглядел он уже вполне зрелым мужчиной. К тому же бросалась в глаза
его ярко выраженная военная выправка, причем офицерская. Звали его Борис
Рудых.
Просыпался он еще раньше Клауса, делал у рас крытого окна гимнастику,
потом умывался и при этом громко фыркал, разбрызгивая воду по всей комнате.
Выходили они из дома вместе и шли пешком. Немец - потому что стройка