"Дмитрий Вересов. Унесенная ветром ("Кавказские пленники" #1)" - читать интересную книгу автора

оружие, снял со стены кинжал и вытащил его из ножен. Это был так называемый
"беноевский" кинжал, то есть массивное оружие с широким лезвием в четыре
пальца шириной, напоминавшее знаменитые римские гладиусы, с которыми
легионеры завоевали весь античный мир, но с ярко выраженным острием, чтобы
без помех проходить сквозь кольчугу врага. Рукоятка хоть и была сделана из
недорогого материала - рога буйвола, - но отделана серебром. Такие кинжалы
теперь встречались уже редко, постепенно вытесняемые другими, более
короткими и узкими.
- Обратите внимание, - Басаргин протянул доктору холодно блеснувшую
сталь, - сделан не в Германии, а здесь - в Большой Чечне. Мне сказали, что
это последняя работа знаменитого чеченского оружейника... Забыл!
Представьте себе, уже забыл его имя!.. Купил я его с простой рукояткой, на
клинке - зазубрина. Поверите ли, Иван Карлович, этот кинжал с одного удара
перерубал кузнечные клещи! А я вот, дурак, заказал переделку. Ручку украсил
серебром, да мало того, попросил убрать зазубрину. Что же вы думаете?
Слесарный инструмент его не берет! Секрет закалки! Пришлось "припускать"...
Зазубрину убрали, и закалка пропала... Влез, что называется, в чужую
культуру! Глупо все испортил, а самое главное потерял. На что он теперь
годится? На стене висеть...
- Позвольте, Дмитрий Иванович, - доктор опасливо отодвинул от себя
стальное жало, - но ведь так можно и каменным топором восхищаться! Вся душа
народа вложена в этот кинжал! В оружие убийства! Нет, голубчик мой, смотрю
я на вас, молодых, романтичных господ... Вы же все за них сами
придумываете. Стихи вот про них написали Пушкин и Лермонтов, опять же, про
кинжал этот. Про доблесть, гордость и достоинство. Роман вот Михаил Юрьевич
сотворил. Царствие ему небесное! Говорят, что замечательный роман. В эту
войну, наверное, новый гений возникнет. Вон приятель ваш все пописывает
что-то в тетрадочку... К чему им, чеченам, волноваться? Вы все за них
напишете, все про них придумаете, а они в это время будут кинжалы свои
точить. Ждать своего часа... Посмотрите-ка на вашего подопечного!
Доктор указал на лежащего чеченца. Тот был бледен, как слоновая кость,
все неровности черепа проступали под утончившейся кожей. Шрам на голове
блестел белым перламутром. Только на руке, на которую и указывал Тюрман,
вдруг проступили змеиные изгибы вен.
- Видите? - произнес доктор в совершенном удивлении. - А минуту назад
были совершенно спавшиеся вены! За m?a boulevere! <Это меня потрясло!
(франц.)> Заживает, как на собаке... Видали, друг любезный? Он уже и
вздрогнул. Видать, не понравилось, что его с собакой сравнили. Разве это
человек? Одни законы гор в телесной оболочке. Ни души, ни разума. Обзови я
его сейчас... какое там у них оскорбление самое обидное?.. бабой, например.
Тут же встанет, возьмет этот самый кинжал ваш и зарежет меня во славу
пророка. Разве это человек?
- А может, как раз это и есть человек? А, Карл Иванович? Может, вся
наша культура, все наше общество, образование - все это шелуха? Очисти нас,
как луковицу, что останется? Ничтожество, карлики... А этот лежит, как
есть, но ведь человек!
Доктор Тюрман вдруг засуетился, стал собираться.
- Засиделся я у вас, голубчик, пора мне восвояси. А то скажут: Карл-то
Иванович совсем стал чеченским доктором, даром что немец. А я, может,
Россию не меньше вашего люблю. Вам вот, молодым, все туземцев, чужих