"Дмитрий Вересов. Унесенная ветром ("Кавказские пленники" #1)" - читать интересную книгу автора

встала, дылда?! Тебя куда послали? Весь век тебя ожидать?
Казачка вспыхнула, встрепенулась, и всем сразу стало видно, что она
совсем еще молоденькая девка. Но особую щегольскую казацкую походку она уже
усвоила. Несколько нервную, порывистую, выбивающую чувяками пылевые облачка
из земли.
Агашка была дочкой хорунжего Тимофея Рудых, самого богатого казака в
станице. Несколько казацких семей прозрачно намекали дядьке Тимофею, что
невеста уже созрела, как наливное яблочко. Но хорунжий только отшучивался и
ворчал на жениховствующих с притворной сердитостью. А в эти летние дни
вдруг и сам увидел: "И вправду, невеста! Ишь прет, как вьюнок. Не удержишь!
Пущай пока погуляет чуток. Вот соберем урожай, тогда поглядим..."
А куда было глядеть, если, что ни вечер, прохаживался вкруг их хаты
молодой казак Фомка Ивашков? А на гулянках станичной молодежи как-то само
собой случалось, что оказывались Фомка с Агашкой рядышком. Начнут девки
хохотать и толкаться, всякий раз ее на Фомку вытолкнут. Принесет Фомка
девкам закусок разных, как нарочно, перед Агашкой встанет, а подруги ее
знай локтями толкают, мол, не видишь, что ли, что с казаком делается?
Теперь и самой Агашке почему-то было приятно, когда батя за столом
вдруг похвалит Фомку Ивашкова за молодую, плещущую через край, как терская
водица в правый пологий берег, казачью удаль и за сметливость особенную,
какую только годами наживают на постах и в набегах, а Фомке даром даденую.
Агашку от тайного удовольствия вдруг разбирал смех. И чем больше она
старалась его сдержать, тем сильнее ее разбирало.
Батяня сердился, щетинил усы, деревянной ложкой стучал по столу.
- Затряслась, оглашенная, заходилась, - говорил он, про себя
удивляясь, откуда вдруг взялась за их семейным столом эта черноокая, с
выгнутыми коромыслом бровями, здоровенная девка взамен сопливой, золотушной
пигалицы.
- Растрясешь, гляди, жениховы гостинцы, - продолжал хорунжий со
смехом, довольный собой и старшей дочкой.
- Скажете тоже, батя! - махала на него рукой заалевшая Агашка.
Тут и домашние, как по команде, вступали со своими смешками, вовлекая
отсмеявшихся уже в новый круг веселья.
- Все, хватит, довольно, - мягко пробовал унять их глава семейства,
но, видя, что забава зашла слишком далеко, бил крепким кулаком по
столешнице и рявкал, как на потерявших строй казаков на смотру:
- Цыц, гаденыши! Повылазило у вас, что ли?! В добрых семьях над столом
тихие ангелы летают, а у нас черти в чугунке пляшут! Будет вам ужо!
Чистить этот самый чугунок и посылала ее мать. Теперь, вспомнив о
брошенной работе, Агашка пошла во двор. У самого их крыльца прогуливался
молодой офицер. "Ишь, длинноногий, - подумала девка, - как журавель".
Офицер обернулся и посмотрел рассеянно на Агашку. "А лицо-то - пухлое и
белое, как у девушки", - сказала про себя казачка и смутилась своим мыслям.
Хотя всем своим видом офицер хотел показать окружающим, что он не
просто похож на чечена или кабардинца, а даже больше их самих горец, как
иллюстрация к соответствующей статье энциклопедии, казачка сразу в нем
определила армейского и русского. На нем действительно была темно-бурая
черкеска и белый бешмет, мех на шапке не слишком длинный и не слишком
короткий. И плечи черкески были широки и покаты, и в талии он был стянут
кожаным поясом с болтающимися язычками, да что-то не позволяло кивнуть