"Дмитрий Вересов. Избранник Ворона (Ворон #4)" - читать интересную книгу автора

и отчаянно борется, когда ему плохо. Говоря объективно, в моей жизни было
очень немного по-настоящему плохого, стало быть, опять же объективно, мне
почти всегда было хорошо - но я давно уже забыл, что такое настоящая
радость. А сегодня утром, после звонка из прокуратуры, и потом, на
опознании в морге, я вдруг почувствовал, что не хочу и не могу бороться...
И если бы в тот момент сопровождавший меня следователь, так похожий на
молодого Ильича, вдруг предъявил мне обвинение в убийстве, я с радостью
подписал бы признание. Конечно, если бы он гарантировал мне скорый суд и
такого палача, который не мажет с первого выстрела... Поверьте, Евгений
Николаевич, я нисколько не кокетничаю.
- Но на метком выстреле все же настаиваете.
- Я не мазохист и не люблю боли.
- Полноте, юноша! Представьте себе на минуточку, что ваш молоденький
следователь, по неопытности или даже по недобросовестности, поддался на
вашу провокацию, залепил вами дырку в следствии и подвел под расстрельную
статью. Дальнейшее нисколько не будет напоминать счастливые сборы в
далекое путешествие, поверьте, я знаю о чем говорю. Перед судом вы
предстанете с разбитой рожей и порванной задницей, потому что ни
надзиратели, ни урки фраеров-мокрушников не жалуют. А после приговора вас
засунут в холодный каменный мешок и будут дважды в сутки пропихивать через
решетку кусок заплесневелого хлеба, и сначала вы будете каждый день и час
молить о смерти, потом привыкните, научитесь радоваться глоточку затхлой
воды, солнечному лучику, случайно заглянувшему в вашу темницу, подружитесь
с приблудным мышонком и начнете делиться с ним последними крошками. На
газетных клочках, брошенных вам на подтирку, собственной кровью будете
строчить ежедневные ходатайства о помиловании, да только дальше мусорного
бака они не пойдут. А в тот день, когда вы окончательно поймете, что в
этой жизни есть только одна-единственная истинная ценность, и эта ценность
- сама жизнь, вас поведут якобы на помывку, но как только вы зайдете в
душевую кабинку, в вентиляционном окошке, как раз на уровне затылка,
покажется дуло мелкокалиберного пистолета Марголина, но выстрела вы не
услышите, не успеете. А потом труп вывезут в крытом фургончике и бросят в
яму с известью. Впечатляет?
- Да вы поэт, ваше благородие, - отшутился Нил от сковавшей сердце
ледяной жути.
- Уж ежели вы перешли на табель о рангах, сударь мой, извольте
титуловать меня превосходительством. Выслужил-с, как-никак профессор. -
Евгений Николаевич откинулся в кресле, извлек из кармана замшевого пиджака
синюю пачку, протянул Нилу. - Угощайтесь, голландские. - Нил взял
сигарету, повел ноздрями, отмечая непривычную изюмно-черносливовую
отдушку, закурил от протянутой через стол пьезокристаллической зажигалки.
- Хороши, заразы, а? Есть ради чего пожить маленько?
Профессор неспешно сложил губы в кружочек и выпустил идеальное
колечко дыма.
- Конечно, это было минутное настроение, - сказал Нил, затянувшись. -
Но видели бы вы, какое неописуемо счастливое лицо глянуло на меня, когда
пьяненький служитель откинул простыню. Я еще подумал, а так ли надо
разыскивать и карать настоящего убийцу, если свершилось не злодейство, а,
может быть, благодеяние.
- Хорошо благодеяние!.. Слушайте, а не попросить ли Тамару