"Александр Фомич Вельтман. Приключения, почерпнутые из моря житейского " - читать интересную книгу авторакниге.
- Не знаю, - прибавил Лукьян Анисимович. Послали наверх за Михаилом Памфиловичем: он водится с литераторами, так должен знать; но и Михайло Памфилович не имел об ней понятия и побежал справиться у гостей своих. - Так вот видите ли, помириться помирились; да в первый же день опять поссорились. Денис Иванович из Москвы же вывез какое-то новое кушанье: вишь, черепаховый суп из телятины, и велел повару приготовить; ест да похваливает: "Попробуй, - говорит Матрене Петровне, - чудо!" - "Поди ты, пожалуйста, с своим супом!" - "Сделай милость, отведай! Это такая роскошь, прелесть, что на удивление!" - "Ни за что не отведаю; я и подумать не могу о черепахе: это такая скверность, так с души и воротит!" - "Ну, сделай одолжение, попробуй! Для меня! Ведь это из телятины, только называется черепаховым". - "Ни за что!" - "Так ты не хочешь даже и отведать?" - "Не хочу!" - "Так черт же с тобой!" Да как хлоп по тарелке, тарелка вдребезги, а весь суп в лицо Матрене Петровне. Ну, тут уж и средств не было примирить; твердит одно: "Как, для меня даже дряни какой-нибудь не хочет в рот взять; да добро бы есть, а то просто - отведать!" Продолжение рассказа было прервано приходом Михаила Памфиловича, который объяснил, по сделанной справке, что о том, как перебранились мужья с женами за лапоть, напечатано не в книге, а в журнале, называемом "Наблюдатель", и что повесть о том, как мужик лапоть сплел, сочинил казак Луганский *. Начались суждения, зачем сочинять такие журналы, за которые можно ссориться, и для чего варить такие французские супы из всякой гадости, от которых порядочного человека может стошнить. * [53] Имеется в виду журнал "Московский наблюдатель" (1835 - 1840), где была напечатана повесть Казака Луганского "Иван-лапотник". Казак Луганский - псевдоним беллетриста и лексиколога Даля В. И. (1801 - 1872). Между тем наверху происходили литературные прения; кроме двух самобытных поэтов, тут была всё образованная молодежь, читавшая ежемесячные журналы и почерпавшая из них ту премудрость, которая основывает все на своем собственном убеждении и на своем внутреннем чувстве. Один из них вместо пошлого русского слова восторг говорил все по-гречески: пафос! м это придавало его речи какое-то особенное возвышенное значение; другой перебивал его вопросом: позвольте, позвольте! Какой же из этого результат? Третий говорил, что всё это пустяки и что рассуждать не так должно! Четвертый остановил бегающего то вниз, то вверх Михаила Памфиловича словами: "Что ж, братец, не едут твои литераторы? Мне бы хотелось прочесть моего Демона!" Михаиле Памфиловичу ужасно как хотелось объявить, что один из известных литераторов есть налицо; но он дал слово молчать до времени. Литературный вечер кончился вверху шумной беседой канцелярских служителей, а внизу вистом. На другой день Дмитрицкий просил Михаила Памфиловича, чтоб послать ему нанять извозчика: Михайло Памфилович предложил ему свой экипаж, но он никак не согласился на это и отправился в фаэтоне осматривать Москву и ее достопримечательности, только не по части археологии. Это было на другой день; но в тот же день Саломея Петровна, воротясь домой, завела разговор с своим Федором Петровичем о доходах имения и |
|
|