"Александр Фомич Вельтман. Приключения, почерпнутые из моря житейского " - читать интересную книгу автора

книге.
- Не знаю, - прибавил Лукьян Анисимович.
Послали наверх за Михаилом Памфиловичем: он водится с литераторами, так
должен знать; но и Михайло Памфилович не имел об ней понятия и побежал
справиться у гостей своих.
- Так вот видите ли, помириться помирились; да в первый же день опять
поссорились. Денис Иванович из Москвы же вывез какое-то новое кушанье: вишь,
черепаховый суп из телятины, и велел повару приготовить; ест да похваливает:
"Попробуй, - говорит Матрене Петровне, - чудо!" - "Поди ты, пожалуйста, с
своим супом!" - "Сделай милость, отведай! Это такая роскошь, прелесть, что
на удивление!" - "Ни за что не отведаю; я и подумать не могу о черепахе: это
такая скверность, так с души и воротит!" - "Ну, сделай одолжение, попробуй!
Для меня! Ведь это из телятины, только называется черепаховым". - "Ни за
что!" - "Так ты не хочешь даже и отведать?" - "Не хочу!" - "Так черт же с
тобой!" Да как хлоп по тарелке, тарелка вдребезги, а весь суп в лицо Матрене
Петровне. Ну, тут уж и средств не было примирить; твердит одно: "Как, для
меня даже дряни какой-нибудь не хочет в рот взять; да добро бы есть, а то
просто - отведать!"
Продолжение рассказа было прервано приходом Михаила Памфиловича,
который объяснил, по сделанной справке, что о том, как перебранились мужья с
женами за лапоть, напечатано не в книге, а в журнале, называемом
"Наблюдатель", и что повесть о том, как мужик лапоть сплел, сочинил казак
Луганский *. Начались суждения, зачем сочинять такие журналы, за которые
можно ссориться, и для чего варить такие французские супы из всякой гадости,
от которых порядочного человека может стошнить.
______________
* [53] Имеется в виду журнал "Московский наблюдатель" (1835 - 1840),
где была напечатана повесть Казака Луганского "Иван-лапотник". Казак
Луганский - псевдоним беллетриста и лексиколога Даля В. И. (1801 - 1872).

Между тем наверху происходили литературные прения; кроме двух
самобытных поэтов, тут была всё образованная молодежь, читавшая ежемесячные
журналы и почерпавшая из них ту премудрость, которая основывает все на своем
собственном убеждении и на своем внутреннем чувстве. Один из них вместо
пошлого русского слова восторг говорил все по-гречески: пафос! м это
придавало его речи какое-то особенное возвышенное значение; другой перебивал
его вопросом: позвольте, позвольте! Какой же из этого результат? Третий
говорил, что всё это пустяки и что рассуждать не так должно! Четвертый
остановил бегающего то вниз, то вверх Михаила Памфиловича словами: "Что ж,
братец, не едут твои литераторы? Мне бы хотелось прочесть моего Демона!"
Михаиле Памфиловичу ужасно как хотелось объявить, что один из известных
литераторов есть налицо; но он дал слово молчать до времени.
Литературный вечер кончился вверху шумной беседой канцелярских
служителей, а внизу вистом.
На другой день Дмитрицкий просил Михаила Памфиловича, чтоб послать ему
нанять извозчика: Михайло Памфилович предложил ему свой экипаж, но он никак
не согласился на это и отправился в фаэтоне осматривать Москву и ее
достопримечательности, только не по части археологии.
Это было на другой день; но в тот же день Саломея Петровна, воротясь
домой, завела разговор с своим Федором Петровичем о доходах имения и