"Михаил Веллер. Режиссер в эротике" - читать интересную книгу автора

представления о престиже и высоком смысле нетрадиционной сексуальной
ориентации в мировых кругах вокалистов. Она ударилась в педагогику. В доме
замелькали мальчики. И однако выходные выпадали ей гораздо реже, чем того
требовала надорванная психика и прочие части тела. Зоркие глаза Отса
неукоснительно замечали все, что шевелится.
Не заметить же Эви Киви было невозможно, а шевелилась она так, что по
сравнению с ней газель выглядела газонокосилкой, страдающей болезнью
Паркинсона. Она и сейчас еще ничего, а в девятнадцать лет при виде юной
старлетки эстонские мужчины увеличивали паузы в разговоре с обычных трех
минут до полного забвения предшествующей фразы. Там была золотая грива,
эмалевые глаза, невинно-чувственный рот, точеная фигура и ноги
непосредственно от бюста.
Короче, как там про лед и пламень, стекло и камень, в чего-то
разверстую угль пылающий водвинул, швейная машинка с электрическим приводом,
и вообще в это самое время на Балтике произошел ураган, срывающий с домов
все, что с них можно было сорвать, сметая ограды и кидая телеграфные столбы;
история достопамятная старожилам. Это была любовь, и это была страсть.
В один из кратких периодов, когда стрелка барометра мирно указывала
затишье, влюбленная пара зашла позавтракать в кафе. Это известное кафе
называлось тогда "Москва" и располагалось на площади Победы. Сейчас это,
наоборот, площадь Свободы, просторное же кафе, придавленное "Таллинн
Банком", сократилось до размеров кукиша с умышленным названием, которое
невозможно запомнить не эстонцу в третьем поколении.
Это было необыкновенное по изыску и бесприютности кафе. Там пахло
парижской белоэмиграцией, обнищавшей до уровня последней чашки кофе.
Европейский сквознячок студил зал. Улыбки чистеньких официанток выглядели
наклеенными без старания. Нагое электричество падало на черные деревянные
столы, и стерильный воздух отдавал пустотой и самоубийством. И струнный
квинтет пилил классику. Здесь работали немолодые и чинные музыканты
филармонии. Они играли хорошо, но неким необъяснимым образом все ноты
ввинчивались в пространство по отдельности, и казалось, что каждая струна
исполняет свои обязанности независимо от остальных. Эстонцы вообще большие
индивидуалисты.
Серые туманные клочья ломились в стеклянную стену, и готические острия
соборов неслись сквозь них. Утро было мокрым, хотя скорее мокрым был уже
полдень.
И вот две звезды озарили своим светом и теплом эту хренотень.
Шампанское вспенилось, кофе задымился, горячий шведский бутерброд
зашкворчал, и млеющая фициантка попросила автограф.
Через полчаса звезды отбыли, влекомые законами небесной механики по
своей ослепительной орбите, и в пустом кафе остались на память скромным
землянам запах дорогих духов, заграничных сигарет, королевские чаевые и
грязная посуда. И млеющая официантка не сразу поняла, что мешает ей наводить
порядок.
А мешало ей то, что на спинке стула висела черная сумочка крокодиловой
кожи.
Умственно травмированная близостью к великим людям, официантка
сообразила наконец, что к чему, вновь обретенная реальность открыла ей
нехитрую связь вещей в природе, она схватила сумочку и бросилась к двери,
ломая каблуки. Но посетители уже исчезли.