"Александр Великин. Санитар " - читать интересную книгу автора

перекрестка, повторял в ярости одно: Ну, попадешься мне! Вызовешь скорую!
Вызовешь! Рано или поздно! И вот, вызвал. И ничего. Он был здоров, атлет
тридцати пяти лет, Серому ровесник, а шарахался, как вспугнутый таракан,
из-за своей распущенности, не умея совладать с собой, и, не умея совладать с
собой, задыхался от страха. И не было у Серого ни омерзения, ни сладчайшего
чувства собственного превосходства. Слабенькое злорадство он испытал,
конечно, увезя красивого в больницу, на другой конец Москвы. Попросил, чтобы
дали больничку подальше. Надо полагать, из приемного его выгнали после
осмотра. Следовало бы всадить ему кубиков двадцать магнезии послойно, по
методике фельдшера Алика Жибоедова, оставить память на всю жизнь. Когда-то,
по неразумной молодости, так бы и сделал. Затих бы сразу, будьте уверены! Да
что-то мешало наказать наглеца. Потому что сказано было: Не вреди! Эх! Эх!
Мокрая Москва уползала назад. Места, где он знает все дома по но-мерам,
все дворы, изученные до последнего мусорного контейнера, все подъезды,
этажи, лифты. Стал считать, сколько вызовов он сделал в своей жизни, если
исходить в среднем, ну, скажем, из семнадцати-восемнадцати за сутки.
Семнадцать помножить на одиннадцать, это в месяц, потом снова на
одиннадцать. Это в год. Но тут же сбился и решил, что когда-нибудь этот
подсчет обязательно осуществит. Надо было ехать через Калининский, на
Смоленке сейчас затор. Но Гусев направил рафик по Дорогоми-ловке, к
Бородинскому мосту. Пусть. Как знает. Дождь иссяк, и будто похолодало.
Славное времечко для скорой! Серый попытался увидеть, охватить Москву как бы
сверху, космический овальный пирог, с живой шевелящейся начинкой, от
Медведкова до Теплого Стана, от Борисовских прудов до Рублева. И везде
скорые, скорые, барахтается скоропо-мощное племя. По мокрому и скользкому,
по снежной мешанине, через хляби переулков пробираются замызганные, в
коросте кареты. Во лбу вы-росты. Фара-крест справа и фара-крест слева. Рога.
Снуют рогатые, рыскают с вызова на вызов, с вызова на вызов. В
рогатыхразные-всякие. Совсем юные или заматерелые, как он сам. Пылкие
романтики, и алкаши, и честняги трудолюбивые и терпеливые. И попросту
талантли-вые врачи. И глубоко запрятанные человеконенавистники. И вороватые.
И такие, и сякие. Масса. Частенько не шибко грамотные, частенько гру-бые,
хамоватые. И сами больные. У кого язва желудка, у другого радику-лит,
гипертония, геморрой. Простуженные, дохающие, в прокуренных ка-бинах. Как
хотел Серый раньше, давным-давно, рассказать людям, что такое скоропомощные
сутки! Чтобы почувствовали люди двадцать четыре часа вызовов, почти не
слезая с колес, давай, давай, тащи, вези! О десятых этажах без лифта в
четвертом часу утра, о налитых ногах-колодах, когда свалился на кресло, а
тебя снова трясут, давай, давай! О жестяном холо-де ночной зимней машины,
когда зубам не остановиться от дикой озноб-ной пляски. Как звереешь сам,
потому что сколько раз на день ты был облаян, обматерен! Как об этом
рассказать? Как рассказать о пьяни с раз-битыми харями, о крови, вони, о
руках по локоть в дерьме, о всей драной человеческой изнанке, которую никто
не подумает скрыть от скороломощ-ного врача, а, наоборот, постарается
запихнуть ему в глотку? Как об этом рассказать тем, кто завидует его работе?
Скажите, пожалуйста, сутки от-работал и двое дома! Двое суток дома! И почти
триста рублей! Вишь как! Деньги получаете большие, так не жалуйтесь! То
обстоятельство, что зара-батываем мы, так сказать, себе на похороны, можно
не учитывать. Не вся-кий выдержит, кто за денежками к нам бежит. Пока
выслугу наездишь, кровью захаркаешь. Людям рубль в чужом кармане червонцем