"Михаил Величко. Звездный гость (рассказы) " - читать интересную книгу автора

Мининское нагорье. Вот и кедровое густолесье слева и поляна - справа...
Я читал то, что написано было в моем дневнике, и мне казалось, что это
я записывал не реально состоявшееся событие, а сон, мой сон, яркий и
удивительно сущный, осязаемый, цветной, объемный, с запахами, с ощущениями
тепла и холода... Не сон - реальное бытие... И все-таки что-то стояло между
мной и тем, что я видел, будто прозрачная стена, будто какое-то табу, запрет
с не моральными, а физическими параметрами неизвестных мне свойств и
качеств.
Значит так: вышли мы с внучкой на Мининское нагорье, в то место,
которое когда-то именовалось Лысой горой. Отчего Лысой-то, что, там в
древние годы какие-то сибирские ведьмы и шаманы на шабаш слетались, что ли?
Слева - кедровая чащоба, справа - поляна заснеженная. И то и другое - в
плотной пелене тумана... И тишина, совершенно фантастическая. И чувство
какой-то настороженности и тревоги, ощущение опасности.
Справа в тумане, в десятке метров от тропы, от присыпанной снегом лыжни
мы вдруг смутно увидели нечто странное: дюжина металлических ступеней
поднималась от снежной целины, уходила вверх, с земли в туман. Тяжелых
ступеней, прямо корабельных, с большими заклепками. Крашены ступени
военно-морской корабельной краской, кажется, она называется шаровой.
Лестница-трап, или как там ее по-морскому, упирается в снег, в чистейший
снег, только что выпавший. Нижний приступок припорошен снегом, свежим.
Снежок и сейчас все еще вроде бы падает, даже не падает - материализуется из
тумана, куржак, не снег... Верх лестницы исчезал в туманной мгле...
Я смотрел на все это, и жила во мне какая-то оробелость. Не страх, не
ужас, настороженность, что ли. И вдруг мне неудержимо захотелось взобраться
по этим ступеням, поглядеть, куда они ведут, что там за тайна в пологе
плотного голубоватого тумана, чем кончается таинственное сооружение на
макушке Лысой горы. Я будто голос услышал, приглашающий меня подняться. С
внучкой...
Мы подошли к... к конструкции, сняли лыжи, воткнули их в снег. Он был
глубоким, лыжи чуть ли не по самые крепления вошли в неплотный наст. И
встали на первый приступок. Он оказался широкий, в полметра. Металлическая
подковка на лыжном ботинке стукнула об него, и он зазвенел - металл, чистый
и звонкий, хоть колокола из него лей. Слышали, как звенит золотая монета,
если ее бросить на каменный пол? Под шаровой краской заметен рифленый
рисунок, объемный, геометрический. Я никогда не видал такого рисунка раньше.
Неземной рисунок, очень чужой. И все-таки человеческий он, чтобы ноги на
металле не заскользили, не сорвался бы человек с этой лестницы.
Высота каждой ступени была сантиметров в тридцать, один английский фут,
длина - метра три, скорее, три английских ярда. У меня глаз математика,
наметанный...
Мы постояли на первой ступеньке, ступенище. И... пошли вверх. Маша
держала меня за левую руку, я чувствовал, как пульсирует беспокойно кровь к
ее ручонке. Мы поднялись на несколько ступенек, столько же ступеней выплыли
вверху из молочной мглы. Когда мы прошли вот так дюжину ступеней, я
посмотрел вниз. Там уже ничего не было видно: только десять ступеней
лестницы вниз и десять вверх, а в их серединке, между небом и землей, внутри
туманного пространства мы - дед и Маша на тяжелых ступенях неизвестно чего.
Мы как бы повисли в туманном пространстве, будто все в мире
остановилось вдруг: ни единого звука, ни порыва ветра - все замерло, все