"Макс Вебер. Социология. Часть 2" - читать интересную книгу автора

понятиями. Возьмем, например, понятия "церковь" и "секта". Их можно,
классифицируя, разъединить на комплексы признаков; тогда не только граница
между ними, но и содержание обоих понятий окажутся размытыми. Если же мы
хотим постигнуть понятие "секта" генетически, например в его соотношении с
известными важными культурными значениями, которые "сектантский дух" имел
для современной культуры, то существенными станут определенные признаки
обоих понятий, так как они находятся в адекватной причинной связи с тем
воздействием, о котором
* Общий род, видовые отличия (лат.). - Прим. перев.


393

шла речь. Тогда понятия станут идеально-типическим и поскольку в полной
понятийной чистоте данные явле ния либо вообще не встречаются, либо
встречаются очень. редко; здесь, как и повсюду, каждое не чисто
классификационное понятие уводит нас от действительности. Однако
дискурсивная природа нашего познания, то обстоятельство, что мы постигаем
действительность только в сцеплении измененных представлений, постулирует
подобное стенографирование понятий. Наша фантазия, безусловно, может часто
обходиться без такого точного понятийного формулирования в качестве средства
исследования; однако для изображения, которое стремится быть однозначным,
применение его в области анализа культуры в ряде случаев совершенно
необходимо. Тот, кто это полностью отвергает, должен ограничиться
формальным, например историко-правовым, аспектом культурных явлений. Космос
правовых норм может быть, конечно, отчетливо определен в понятиях и
одновременно (в правовом смысле!) сохранять -значимость для исторической
действительности. Однако социальная наука в нашем понимании занимается их
практическим значением. Очень часто это значение может быть ясно осознано
только посредством соотнесения эмпирической данности с ее идеальным
пограничным случаем.~Если историк (в самом широком значении данного слова)
отказывается от попытки формулировать такой идеальный тип, считая его
"теоретической конструкцией", то есть полагая, что для его конкретной
познавательной цели он неприемлем или не нужен, то в результате, как
правило, оказывается, что этот историк, осознанно или неосознанно,
пользуется другими подобными конструкциями, не формулируя их в определенных
терминах и не разрабатывая их логически, или что он остается в сфере
неопределенных "ощущений".
Однако ничто не может быть опаснее, чем коренящееся в натуралистических
предубеждениях смешение теории и истории, в форме ли веры в то, что в
теоретических построениях фиксировано "подлинное" содержание, "сущность"
исторической реальности, или в использовании этих понятий в качестве
прокрустова ложа, в которое втискивают историю, или, наконец, в
гипо-стазировании "идей" в качестве стоящей за преходящими явлениями
"подлинной" действительности, в качестве реальных "сил", действующих в
истории.


394