"Дэвид Вебер. Чего стоит мечта? ("Хонор Харрингтон" Миры Хонор - 2)" - читать интересную книгу автора

должно останавливать наш поиск тех из людей, чей мыслесвет стучится в наши
сны?"
"Ты так похож на Лазающего-Быстро. - вздохнула Поющая-Истинно. - У него
не было оснований беспокоиться о такой возможности, поскольку никто тогда
даже не предполагал, что такое возможно, но в нем была та же убежденность...
и то же упрямство. Ты ведь понимаешь почему ваши старейшины пытались
предотвратить это, не так ли?"
"Конечно понимаю, Певица Памяти. Неужто я слепой котенок, неспособный
понять, что именно питает их гнев, обращенный на меня? Они любят меня. Они
не хотят, чтобы я, создав связь с человеком, "выбросил многие смены сезонов
жизни". Как и ты, они боятся, что я создам связь со взрослым, с тем, кому
осталось только три или четыре смены, и хотят, чтобы я обождал, пока мои
собственные сезоны и того, с кем я свяжу свою жизнь будут в более близком
соотношении и я "пожертвую" меньшую долю своей жизни. Но я пробовал
мыслесвет тех, кто принял подобный совет и вообще не пошел к людям. Вместо
того, они со временем нашли супруг, и это хорошо, поскольку неправильно для
кого бы то ни было из Народа оставаться одиноким, без связей. Но в них была
и печаль, печаль о пути, которым они не пошли, печаль о мечте, которая не
была воплощена. Жизнь - это выбор, Певица Памяти, и любой выбор - даже выбор
супруги, связь на всю жизнь и котята, крепнущие в тепле мыслесвета
родителей - может принести горе. На деле один и тот же выбор может принести
и величайшую радость, и величайшую боль. Я молод, но я видел это в жизни
других. Однако жизнь стоящая на кону - моя, и именно я должен нести
ответственность за решения ткущие ее узор. Я уважаю наших старейшин, их
любовь согревает меня, но имеют ли они право запретить мне самому защищать
себя от себя самого? Не чуждо ли это Народу?"
"Чуждо", - с грустью подтвердила она.
"Тогда у меня есть право выбирать, и как бы сильно я не уважал наших
старейшин, и как бы хорошо я не понимал, что они действуют из любви, решать
именно мне. Но я не собираюсь просто проигнорировать их, и именно поэтому я
пришел к тебе. Ты - Поющая-Истинно, та, кто первой распознала ценность
связей с людьми. И ты самая старшая во всем мире из певиц памяти Народа. Я
не прошу тебя попытаться отдать приказ нашим старейшинам. Это было бы
неправильно, даже если бы они решили, из-за того, кто ты, и всего что ты
сделала ранее, подчиниться тебе. Но я прошу твоей поддержки в этом деле.
Прошу, чтобы ты сказала им именно то, что сказала мне - что у меня есть это
право и решение должно быть за мной"
Старая певица памяти смотрела на юного разведчика, стоящего перед ней,
и чувствовала его искренность. Более того, она чувствовала и зов о котором
он говорил и его тоску. Редко ей приходилось видеть такое в представителе
Народа, но каждый раз это заново приносило боль воспоминаний о
Лазающем-Быстро. С течением длинных сфинксианских лет она пришла к
пониманию, что было что-то особое - особенное - в ее брате. Его мыслеголос
был сильнее чем у любого встреченного ею самца, он всегда мыслил независимо,
обладал крепкой волей... и был очень искусен в чувстве мыслесвета. Он стал
бы замечательным супругом, но в нем всегда было что-то особенное глубоко
внутри. Он сам не знал что это такое, или что с этим делать, но постоянно
чувствовал его присутствие, подобное шипу воткнувшемуся в лапу. Именно так
ощущались где-то внутри неиспользуемые способности и возможности. Он бы
никогда не был бы по настоящему счастлив или удовлетворен, не используя на