"А.Ю.Ватлин. Террор районного масштаба (в кунцевском pайoнe 1937-1938) " - читать интересную книгу автора

дал мне протокол допроса, уже подписанный обвиняемым. Я с большим
интересом прочитал этот протокол и, надо сказать, пришел в ужас от того,
насколько я еще плохой следователь. Тогда я решил посмотреть, как же ведет
следствие Каретников и вечером, зайдя в кабинет, увидел следующую картину:
сидит обвиняемый и читает протокол допроса. Прочитав протокол, обвиняемый
категорически отказался его подписать, заявляя, что в протоколе нет и доли
правды. Тогда Каретников закричал на обвиняемого и кончил тем, что начал
применять физическое воздействие, т.е. избивать обвиняемого, заставляя
последнего подписать протокол. Дальше я сидеть в кабинете Каретникова не
стал, так как для меня стало все ясно, т.е. я научился вести следствие и тут
же, подойдя к Кузнецову, заявил, что так работать не буду. Кузнецов начал
убеждать, что "в борьбе с врагами все средства хороши и что необходимо
очищать Советский Союз от иностранной контрразведки""21. Уроки "старших
товарищей" возымели свое действие: из примерно десяти штатных оперативных
работников, работавших в райотделе с июля 1937-го по март 1938 г., не было
ни одного, рукоприкладство и издевательства которого не упоминались бы в
заявлениях выживших жертв террора. Бесспорным лидером при проведении
антикулацкой операции в Кунцевском райотделе НКВД был его ветеран СИ.
Рукоданов. Он являлся кадровым сотрудником органов госбезопасности и в
апреле 1937 г.
21 Копии рапорта Соловьева, как и других сотрудников Кунцевского
райотдела НКВД, датированные концом декабря 1938 г., находятся в большинстве
просмотренных архивно-следственных дел, т.к. они использовались в процессе
реабилитации жертв политических репрессий в середине 1950-х гг.


31

уже получил первое взыскание за фальсификацию материалов следствия.
Осенью того же года его опыт в этой сфере был востребован. Было бы
упрощением утверждать, что новые обвинения, как правило, в
контрреволюционной агитации создавались Рукодано-вым и его помощниками на
пустом месте. Оперативный архив райотдела регулярно пополнялся документами,
свидетельствовавшими о брожении в крестьянской среде. Среди них преобладали
жалобы на злоупотребления руководителей местных органов власти
(сельсоветов), на втором месте находились заявления о притеснениях со
стороны вернувшихся из ссылки кулаков. Если горожане писали, как правило, в
газеты и партийные инстанции (откуда их письма переправлялись в НКВД), то
среди крестьянских жалоб заметно преобладание примитивных "сигналов
органам", многие из которых были анонимными.
Материалы следственных дел не дают ответа на вопрос, по каким критериям
велась систематизация поступавших писем. Выглядевшие достаточно солидно (и
спущенные из других инстанций) просматривались начальником райотдела и
"расписывались" для дополнительной проверки тому или иному оперативному
сотруднику. "Мелочь", в содержании которой из-за безграмотности авторов
трудно было разобраться, сразу же оседала в архиве. Поскольку обвинения были
обширными и затрагивали сразу несколько лиц, можно предположить, что письма
сортировались не по именам, а по "месту преступных действий", тождественному
конкретному предприятию, колхозу или даже отдельной деревне. Дела о
контрреволюционной агитации лета-осени 1937 г. начинаются со стандартного