Пролог.

  16 Июля 1953 года, Садово-Каретная , дом 47.

  Человек был болен. Дада шени, какой чёрт,  болен.

  Человек просто- умирал... и хорошо знал об этом.

  Сказались поездки на Полигон, где испытывались Изделия ('Россия Делает Сама')  - и радостное подпрыгивание на спекшемся в стекло песке...

  Сказалось многосуточное бдение вместе с Бородой у аварийного, шипящего паром и плюющегося чёрным от графита кипятком  Прибора номер 501 , на Объекте номер ноль-ноль -один...

  Сказалось любовное и нежное тетешкание никелированного плутониевого шарика - горячего, точно из печи...остававшийся таким много дней спустя.

  Ванников и Завенягин уже ушли... скоро и его очередь.

  Совсем скоро... врачи дали ему три месяца! Причём было это полтора года тому назад...

  Поэтому надо было успеть...

  Человек поднял усталые, больные глаза... на стене, в простой деревянной рамочке- портрет. Он и Ильич... молодые, весёлые.

  У человека задрожали губы.

  Каким смертельным ужасом его тогда овеяло, когда человек прочитал результаты вскрытия , где Збарский неопровержимо доказал- отравление.

  Да, вот так просто...

  И тот, и другой...

  Но в первом случае было понятно - простое милосердие...

  А здесь.

  Гады, гады...

  Ничего. Сегодня, на Пленуме- всё решится. Наконец возьмём за жабры Игнатьева- ставленника 'партийцев', ленинской гвардии... сволочи ...всё выясним! Кто, когда, зачем.

  Сволочи! Не хотят они заниматься только лишь идеологией- как решил незадолго до смерти, на Девятнадцатом , ОН...

  Хотят 'рулить'- ни за что не отвечая.. не выйдет! Вся власть- Советам!

  Эх, рук не хватает...только вот вернулся из Германии, где 'партийцы' чуть не заварили кровавую кашу... еле-еле разрулил!

  Ничего... сегодня всё решится! А потом- пожить бы ещё чуть-чуть, поднатаскать Маленкова... хороший парень. Опыта маловато- но это дело наживное...пожить бы ещё чуть-чуть...

  Но времени у человека не было. Уже не было. Совсем.

  С грохотом вылетели ворота , и в тихий маленький дворик влетел бронетранспортёр... от него, стреляя очередями из АПС, спиной вперед бежал Гоглидзе... споткнулся. Рухнул, перерезанный автоматной очередью...так живые не падают!

  Человек кинулся в окну- и тут же немыслимая сила обрушилась ему на грудь...смяла, отбросила. Темнота.

  Где-то и когда-то.

  Человек шёл по цветущему весеннему саду...шёл долго и радостно, не уставая... шёл день, два... а может, год, два? поднимал с чёрной, жирной земли яблоки ('Яблоки? Весной?'), нюхал их, гладил нежно, клал на землю... ни есть, ни пить отчего-то совсем не хотелось.

  Трогал пышные розы ('Синие розы?')...

  Человек шёл и шёл... пока не вышел к маленькому домику, где у стоящего под яблоней ('Цветы и яблоки одновременно?') за деревянным столом , с трубочкой в крепких, молодых зубах, сидел ОН...

  Рядом со столом стояла крепкозадая молодка, и что-то Ему радостно щебетала... а Он только грустно улыбался, слушая её впол-уха...

  'Здравствуй, Лаврентий... как добрался?'

  'Это что, я умер, что ли?'

  'Все умрём, да...Но я тебя нэ ждал'

  'Почему?'

  'Ты большевик? А ми, болшевики, нэ можем умерэть раньше, чем исполним свой долг...так что давай, возвращайся...'

  'А потом...'

  'А потом приходы...вина выпьем...'

  'Можно вопрос?'

  'Хоть два.'

  'Слушай, мы ведь... а почему мы не в аду?'

  Он пососал трубочку ('Хорошо, что я Ему в гроб догадался положить'):'Вот, Лаврэнтий, сижу я... яблоки чищу... куру... Мэрилин Монро поёбиывю... ЭТО ЧТО, ПО-ТВОЕМУ, РАЙ?!'

  И Он крепко выразился , так, как обычно любил выражаться Его отец, сапожник Виссарион, в очередной раз проклявши Верховного Судию ...

  Где-то. Когда-то.

  Человек открыл глаза...

  Шёл дождь.

  Мимо маленькой, подмосковной ('Откуда знаю?') платформы Коренёво пролетела , не останавливаясь, последняя электричка...какая-то странная, с округлой, обтекаемой оконечностью первого вагона.

  Рядом, на мокрой лавочке, лежала мокрая газета...

  Человек достал из кармана мокрого пиджака пенсэ, надел- и , близоруко щурясь, прочитал :'Правда. Орган Центрального Комитета КПСС. 18 августа 1991 года'.