"Иван Василенко. Волшебные очки" - читать интересную книгу автора

Толстого не пассивен, а очень активен.
И я стал приводить случаи полководческой инициативы и активности
Кутузова.
- Довольно! - воскликнул Александр Петрович и даже прихлопнул ладонью
по столу. - Вполне достаточно!
- Нет, у меня еще есть вопросы, - мягко сказал ему Евгений
Николаевич. - Господин Мимоходенко, какое было выражение на лице у покойной
княгини Лизы?
Я ответил.
- И последний вопрос: слово "нет" - какая это часть речи?
Я невольно улыбнулся.
- Чему вы? - удивился Евгений Николаевич.
Я откровенно признался:
- Всего два дня назад я не смог бы правильно ответить. Но есть такая
тетрадочка: в ней - ваши "любимые" вопросы и ответы на них. Мне ее дали
прочитать как раз перед экзаменом.
- Ах, вот как! - с притворной строгостью воскликнул экзаменатор. - А вы
не боитесь, что за такое признание я поставлю вам единицу?
Я слегка развел руками, как бы говоря: "Воля ваша".
- Идите, - сказал директор, заметно стараясь придать суровость
голосу, - и постарайтесь основательней подготовиться к математике.
От тех, кто сидел близко к столу, я потом узнал, что директор проводил
меня взглядом и сказал с огорчением: "Экий беспокойный юноша. Вы, Евгений
Николаевич, засуньте куда-нибудь подальше его черновик, чтоб, боже сохрани,
не попался на глаза инспектору округа".
Когда начался письменный экзамен по математике, в зале находилось
только пятьдесят девять человек. Все же это вдвое больше, чем предстояло
принять. Задача была пустяковая. Я написал план, решение и объяснение. Я
думал, чем обстоятельнее будет объяснение, тем лучше, и исписал все четыре
страницы. Но вышло иначе. Экзаменатор, маленький, седенький и ядовитый Иван
Дмитриевич Коротков, вызвав меня к доске, сказал:
- Математика требует предельной сжатости выражения. Это вы можете
Евгению Николаевичу расписывать разных там Онегиных с Татьянами, а мне надо
писать кратко.
Он дал мне учебник геометрии Киселева, ногтем провел под номером задачи
и приказал:

- Решайте вон на той доске.
Я взглянул - и у меня сердце упало: это была проклятая сто сорок
седьмая задача, единственная из ста восьмидесяти, которую я дома не смог
решить. "Рок", - подумал я, тотчас вспомнив любимое изречение Михаила
Лазаревича, дамского портного из моего родного города: "Если на небе
написано "нет", то тут не скажешь "да".
"К черту небо! - чуть не вырвалось у меня. - Из-за одной задачки ехать
домой - не бывать этому!" И принялся решать соседнюю, сто сорок шестую
задачу. В это время у другой доски Иван Дмитриевич экзаменовал какого-то
горемыку. Тот пыхтел, вздыхал, заикался.
Прошло, наверно, не меньше четверти часа, прежде чем ядовитый
экзаменатор вернулся к моей доске. Я приготовился дать объяснение по всем
правилам - от анализа до исследования, но Иван Дмитриевич, скользнув