"Юрий Васильев. Ветер в твои паруса (Роман-газета No 12 1974 г.)" - читать интересную книгу автора

что держит ее руки в своих, что она уже давно стала участницей его
воспоминаний: он вместе с ней решал, что купить Олегу на свадьбу, вместе
добирался на полярную станцию, где Веня целый месяц лежал с воспалением
легких, и когда он сказал: "Ну как же! Это тот самый Филя, который пешком по
льду ходил на остров Врангеля, разве не помнишь?", - она не удивилась и
покачала головой: "Не помню", - хотя помнить этого и не могла.
И в тот день, когда они поднялись на заснеженную гряду мыса Кюэль, Нина
тоже была рядом, слушала, как Надя, едва разбирая изъеденные временем буквы,
читала трогательное напутствие моряцких вдов. Они стояли все вместе,
загоревшие под свирепым весенним солнцем, радовались, что забрались черт-те
куда, на высшую точку побережья...
Веня только что вернулся из Ванкарема, Олег собирался на мыс Шмидта, а
Павла вызвали в Магадан. Они виделись редко. Но это уже не имело значения,
потому что они жили на общей земле, ходили по общим дорогам, которые всегда
приводили их друг к другу.
Дорога и теперь собрала их вместе. Пусть Олег бродит по Амгуэмской
тундре, Варг сидит в своем деревянном скворечнике и пишет историю русского
флота, а они с Ниной вот здесь, в ночном подмосковном лесу. Если Надя придет
к маяку и позовет их, если ударит в колокол - они услышат...
Вот только Вени не будет... Он снова увидел лицо Нади в тот последний
раз, когда они пришли на мыс Кюэль. Она стояла рядом с отцом, крепко держа
его за руку, и, закусив губы, смотрела в синие сумерки, надвигающиеся с
моря, где едва можно было различить очертания скалистого берега, возле
которого упал самолет Вени. Она не плакала...
Павел замолчал. Он рассказал ей все, но чувствовал, что не сказал и
половины.
- Скоро будет светать, - сказала Нина. - Будет утро... Вчера утром тебя
еще не было. И даже днем не было. Днем просто приехал Павел Петрович, и мне
тошно стало жить на свете. Ты представляешь - ведь могла произойти самая
большая несправедливость на свете.
- Не могла.
- Это я знала, что не могла...
Он стал целовать ее руки. Холодные, перепачканные землей.
Нина наклонилась над ним и тихо сказала:
- Я тебя очень люблю. Всю жизнь... Павел, прильнув к ее ладоням,
молчал... Он
не знал, что так может быть с ним. Когда весь мир со всеми его заботами
умещается в этих ладонях и делается страшно при мысли, что всего этого могло
и не быть...
- У тебя холодные руки, - сказал он. - Ты замерзла? Давай-ка я подкину
в костер.
- Подкинь. Я люблю большой огонь... Подожди! Слышишь - кукушка?
Послушаем, сколько нам жить.
- И не подумаю. Кукушка - дура. Она ведь не знает, что сегодня только
первый день...
Они стали выгребать из костра полусгоревшую картошку. Павел вспомнил
серебряное ведро со льдом, в котором стояло шампанское, накрахмаленные
скатерти и отутюженного официанта, кормившего их вечером в ресторане, и
подумал, что теперь он всегда будет вспоминать вкус печеной картошки.
Нина вдруг тихо рассмеялась.