"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу автора

"12 января 16 г. Шуя.
Тысячу раз благодарю Вас, дорогая Варвара Николаевна, за Ваше письмо,
только что полученное мною. И знаете, чем оно, главным образом, обрадовало,
именно "обрадовало" меня? Тем, что Вы, по Вашему собственному выражению,
хотите "заполнить свою жизнь настолько, чтобы не осталось свободной минуты
для философствования", и тем, что Вы записались на лекции к Шанявскому. Ах,
какая же Вы скрытная! И мне до сих пор ни словечка. Ну да ладно. В свое
время Вам попадет от меня за эту скрытность. Честное слово, меня это радует,
не знаю почему, но все то, что Вы переживаете, словно в зеркале отражается в
моем сердце и душе. Не важно, что Вы ходите на лекции к Шанявскому, не
важно, что Вы, быть может, научились многому, а важно то, что в душе Вашей
загорелся новый огонек, который только и дает человеку право называть себя
"человеком". Конечно, это ничуть не значит, что я от "человека" требую
беспрестанного бегания по лекциям, библиотекам и прочим местам, заставляющим
кандидата в "человеки" таять, как свеча. Нет! Жизнь многогранна, многогранна
и человеческая душа, и нужно, чтобы душа отражала всеми своими гранями поток
жизни, иначе в результате "человек" будет однобоким. Страдайте, тайте,
подобно свече, худейте не по дням, а по часам, но не поддавайтесь
засасывающему омуту спокойнаго мещански-добродетельного существования; не
уподобляйтесь и мотыльку, легкомысленно перепархивающему с цветка на цветок
и, во имя протеста против "мещанской" добродетели, оскверняющему
благороднейшие порывы души. Можно любить, можно наслаждаться жизнью, но не
забывать при этом, что главная мудрость и трудность жизни - совместить
личное счастье с деятельностью, хотя и скромною, на благо общества. Трудно,
но возможно! Да и, кроме того, суть вся не в достижении этой цели, а в
стремлении к ней. Вы ведь, дорогая, понимаете, что я хочу сказать? При тех
условиях, при каких я пишу Вам, трудно что-либо выразить удовлетворительно -
кругом шум, крики, песни, балалайка, свист: одним словом, казарма! Ангина
сжалилась надо мною, и я выписался из больницы 11 января. Елена Антоновна
меня ревнует к Вам или, как это говорится? Вас, что ли, ревнует ко мне?
Видите ли, дорогая, скажу откровенно, я - неудачный семьянин, имеющий
законную жену. Я не из слабых волей, но, ей-Богу, трудно быть вечно в борьбе
с самим собой. Приехал в Москву, попал к вам: новая обстановка, хорошие,
отзывчивые люди - сердце-то и размякло. А там - театр, интимность и
некоторая вольность в обращении - я почувствовал себя птицей, выпорхнувшей
из клетки. И сказал Леле (то есть Елене Антоновне) то, чего не следовало бы
говорить. Не потому, что я... Нет! Мы с Лелей слишком разные люди, и поживи
я еще немного в Москве - иллюзия любви исчезла бы, яко дым от лица огня.
Собственно, я и тогда не обманывался относительно прочности своих
переживаний, но мне так хотелось перечувствовать весну, обман был так
красив, что я впервые изменил себе. Больше пока ничего не скажу, а то...
Неправда ли, лучше об этом после поговорить?
Кстати, мой взгляд на любовь таков: любовь только тогда счастлива,
когда спайкой служит не столько любовь, сколько общность интересов,
взглядов, стремлений и взаимное уважение...
Сигнал на занятия. До свидания, дорогая! Крепко жму Ваши ручки. При
первой возможности напишу еще - ведь можно? Жаль, что по незнанию дня Ваших
именин не поздравлю Вас. Пишите мне, хорошая, славная Варвара Николаевна!
Федра".
"14 января 16 г. Шуя.