"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу автора

то ни было, а тут еще из дома получил письмо: отец уже давно болен, служить
не может, то, что было, уж прожито, дело дошло до распродажи вещей. А чем я
могу ему помочь? И если бы не ты, дорогая Женек, то стоит ли жить?
Сейчас некогда, а в следующем письме расскажу тебе о своем посещении
разрушенного монастыря. Был там на днях, и интересно: в алтаре почти около
престола нашел один немецкий роман берлинского издания. Взял его - буду в
свободныя минуты читать: кстати, словарь и немецкая грамматика у меня есть.
Ну, пока до свидания, дорогая Женек. Привет Абрамовым и Оле.
Твой Федра".
"29 августа 16 года. № 24
Дорогая Женек, сейчас только получил из Измалково письмо, по смутным
намекам которого догадался, что Кл. Ив. была в Ярославле, видела тебя и,
вероятно, устроила скандал. Только теперь я начинаю понимать, почему ты мне
не писала ни строчки до сих пор. Она оскорбила тебя? Или, может быть,
разжалобила, и это так или иначе отразилось на наших отношениях? Я теряюсь в
догадках, предположениях, и больно мне, больно! Неужели какой-то
неинтеллигентной сварливой бабе удастся порвать нить, связывающую нас?
Неужели та заря счастья, которую мы пережили, померкнет, не разгоревшись?
Мне бесконечно жаль тебя, дорогая, сколько мук, сколько горьких минут
пришлось тебе пережить из-за меня. Я даже не знаю, что сказать тебе? Я буду
принадлежать только тебе, только тебе одной или никому. Что бы ни
случилось - разлюбишь ты меня, отпугнет ли тебя от меня боязнь людского
суда, оскорбит ли тебя борьба - все равно к ней я не вернусь никогда. Я верю
в счастье, я не боюсь смерти и спокойно смотрю в глаза судьбы. Или ты, или -
никто! Лгать и преувеличивать здесь, где не можешь быть уверенным, что в
следующую минуту ты не отправишься к праотцам, лгать здесь невозможно! Пиши!
Не могу писать - темно.
Твой Федра".
"30 августа 16 года. № 25
Сегодня утром получил твое письмо № 4, а первыя три письма, очевидно,
оказались полнейшими шляпами, так как не дошли до меня, но я не теряю
надежды получить их, дорогой мой Женек!
Исполняя свое обещание, расскажу тебе о своем посещении костела в "3".
Стояло прекрасное августовское утро, пробегал прохладный ветерок и, странно,
почему-то навевал какия-то смутно-далекия грустные воспоминания. О чем?
Право, не знаю! Но сидеть в полутемной землянке, с потолка которой сыпался
песок за ворот, уже не хотелось, и я пошел бродить по опушке леса. Жалко
смотреть на взрытое снарядами поле, потоптанную рожь: сиротливо и, как мне
показалось, безпомощно-робко выглядывали васильки. Старыя окопы с
осыпавшимся бруствером, изрезанныя проволочныя заграждения, огромныя воронки
от снарядов, пустыя жестяныя банки из-под консервов, патроны, кое-где
снаряжение с кровавыми пятнами - все говорило за то, что недавно здесь
витала смерть в вихре стали и свинца. А теперь тихо. Где-то далеко в
прозрачной лазури щелкали кроншнепы - начался перелет птиц. На пригорке
белели чистенькия халупы и чудовищной нелепостью являлись бросаемыя сюда
время от времени гостинцы противника. Зловеще звенят, стонут, поют -
огромный столб земли, осколков, и снова безмятежная тишина. Пересек лощину,
поднялся на пригорок, и передо мною, как на ладони, местечко "3", в
трех-четырех верстах от того замка, у которого 8 авг. у нас был бой. В
стороне под тенью столетних дубов и лип приютилась древняя церковка.