"Алексей Варламов. Рождение" - читать интересную книгу автора

нестерпимо обидно на них глядеть и думать, что у жены все осложнено
какими-то обстоятельствами и неизвестно, как все еще пройдет. Когда же
очередь доходила до него, он говорил, чуть прикрыв трубку ладонью от
сидевших рядом людей, вполоборота, воровато, но все равно ему мерещилось,
что все догадываются и смотрят на него с неловкостью. Его никогда не
поторапливали, но он спешил, комкал слова и быстро уходил, отдавая бабульке
в белом халате передачу с фруктами и кефиром.
На улице он искал глазами жену, вознесенную на самый верхний этаж этого
здания, но трудно было понять, какая из застывших у громадных окон женщин
его жена. Он махал рукой наугад, а потом поворачивался и шел к метро, чтобы
назавтра прийти снова и услышать от жены спокойные и ровные слова, узнать,
что за ночь ничего не произошло, ей делают уколы, ставят капельницы, дают
таблетки и все идет своим чередом.

6

Она говорила с мужем уверенно и спокойно, но когда он уходил - она
провожала его глазами до угла серого жилого дома, - ее охватывало
невыразимое отчаяние. Ей было худо, очень худо в этой сверкающей, лоснящейся
от чистоты больнице. Никогда в жизни она не видела ничего более гнетущего,
чем отделение патологии в родильном доме.
С утра до вечера по этажу ходили как сомнамбулы нечесаные женщины,
каждая погруженная в себя, со своими несчастьями, болями, думами и
бессонницами, лежавшие кто по месяцу, а кто и не по одному в постоянном
страхе и изматывающем ожидании. Она избегала слушать их разговоры, все об
одном и том же - аномалиях, пороках, отклонениях, когда они собирались после
ужина вместе и точно заводили друг друга. Но волей-неволей узнавала вещи, о
существовании которых прежде и не подозревала. Чего только не было в
природе, какого дьявольского изобретательства она не проявляла, чтобы
превратить и без того непростые вещи - беременность и роды - в муку. И когда
она думала о своем ребенке, ей хотелось, чтобы родился мальчик и никогда не
знал то, что узнала за эти три недели она.
Порою ей казалось, что она попала сюда по ошибке, что ей ничего не
делают, если не считать нескольких уколов и капельниц, ей не нравился
лечивший ее врач, скучающий, безразличный мужик сорока лет, равнодушный и к
ней, и к ребенку и ничего определенного не говоривший про ее состояние. Было
вообще непонятно, что она тут делает и что тут делают с ней. Часами женщина
простаивала возле окна и глядела на мерцавшую и тревожно переливающуюся
огнями Москву, на глухой, уходивший за кольцевую дорогу лес.
За все это время она сошлась только со своей ровесницей, попадьей.
Попадья рожала уже в шестой раз, она ходила по коридору с огромным животом,
переваливаясь как гусыня, но было в этой дебелой, раздавшейся женщине с
редкими волосами и увядшей кожей что-то очень привлекательное и несмотря ни
на что красивое. Каждый день к ней приходил бородатый, худощавый муж с целым
выводком детей, они стояли под окнами, кричали и махали ручками, попадья
давала по телефону строгие наставления, и от этой сильной, крепкой женщины
исходила уверенность. Она точно дарила надежду, что когда-нибудь
бессмысленное заточение окончится и окажется, что это страдание было
необходимым. Но потом попадья ушла рожать, и женщина осталась одна.
Дела ее были не слишком хороши. У нее была фетоплацентарная