"Ф.Варгас. Вечность на двоих" - читать интересную книгу автора

воспылала такой исключительной страстью именно к этому автору. Все знали
только, что когда загорелся монастырь, куда ее отдали на воспитание, бабушка
вынесла из огня полное собрание сочинений Расина, погиб только том с
"Федрой", "Эстер" и "Аталией". Пьесы Расина явно были заповеданы ей
Всевышним, потому что деревенская девчонка читала их запоем одиннадцать лет
подряд. Выйдя из монастыря, она получила собрание сочинений в подарок от
настоятельницы в качестве духовного напутствия и честно продолжила чтение по
кругу, ничем больше не интересуясь. Ни разу ей не пришло в голову заглянуть
в "Федру", "Эстер" и "Аталию". Бабушка постоянно бормотала себе под нос
тирады из своего верного спутника, и маленький Вейренк рос под звуки ее
речитатива, столь же привычного для его младенческих ушей, как детская
песенка.
Но на свою беду, он заразился бабушкиной манией, инстинктивно отвечая
ей в той же манере, то есть шестистопными стихами. Правда, в отличие от
бабушки он не сидел ночами, пропуская через себя тысячи поэтических строф, и
теперь вынужден был сочинять их самостоятельно. Пока он жил дома, все как-то
обходилось. Но лишь только его выкинули во внешний мир, расиновский тик
сослужил ему дурную службу. Безуспешно пытался он его подавить, чего только
не испробовал, но, отчаявшись, пустил дело на самотек. Вейренк беспрерывно
что-то сочинял, бормотал, совсем как бабушка, и начальники с трудом выносили
его причуды. Впрочем, стихотворчество неожиданно пригодилось ему - изложение
жизни шестистопным способом создавало непреодолимую - и ни с чем не
сравнимую - дистанцию между ним и мирской суетой. Этот эффект удаленности
всегда приносил успокоение и склонял к раздумьям, а главное, уберегал от
непоправимых ошибок в пылу сражения. Расин, несмотря на свои напряженные
драмы и огненный слог, оказался лучшим противоядием от вспыльчивости,
мгновенно охлаждая все чрезмерные порывы. Вейренк на нем не экономил, поняв
наконец, что бабушка именно таким образом упорядочивала и оздоровляла свою
жизнь. Собственное снадобье - никому не ведомое.
В настоящий момент у бабушки закончился эликсир, и Вейренк крупными
буквами переписывал ей "Британника". "Был прерван сон ее в глухой полночный
час, / И как она была красива без прикрас!" {Перевод Э. Линецкой.} Вейренк
поднял ручку. Он слышал, как поднимается по лестнице его соринка в глазу, он
узнавал ее шаги, быстрое постукивание каблуков - она всегда носила кожаные
сапоги с ремешками. Сначала она остановится на шестом этаже и позвонит в
дверь пожилой немощной дамы, чтобы отдать ей почту и обед и минут через
пятнадцать появится здесь. Соринка в глазу, она же обитательница восьмого
этажа, она же Камилла Форестье, которую он охранял вот уже девятнадцать
дней. Из скупых объяснений начальства он понял только, что к ней приставили
охрану на полгода, опасаясь мести старика убийцы. {См.: Фред Варгас. Игра
Нептуна.} Кроме ее имени, он не знал о ней ничего. Ну еще, пожалуй, что она
одна воспитывала ребенка, - ни один мужик пока что не появлялся на
горизонте. Ему никак не удавалось угадать ее профессию, он колебался между
водопроводчицей и музыкантшей. Недели две назад она любезно попросила его
выйти из чулана, чтобы сварить трубу на потолке. Он поставил стул на
лестничную площадку и смотрел, как сосредоточенно и осторожно она работает.
Позвякивали инструменты, горело пламя паяльника... И тут он почувствовал,
как его неумолимо сносит в сторону так страшившего его запретного хаоса. С
тех пор дважды в день, в одиннадцать и в четыре, она выносила ему горячий
кофе.