"Женатый мужчина" - читать интересную книгу автора (Эллиотт Кэтрин)

Глава 25

В гостиницу «Заяц и гончие» я приехала, немного опоздав, и с тяжелым сердцем свернула на стоянку. Голубая машина Чарли с откидным верхом уже была там, в темном углу, под кронами деревьев. Я вышла и захлопнула дверцу, медленно заперла ее на ключ, а потом с минуту спокойно постояла, глядя в землю и собираясь с мыслями. Наконец я развернулась и, хрустя гравием, зашагала по стоянке к большой двери симпатичной гостиницы с белыми стенами. Я толкнула дверь. Внутри горел неяркий, тусклый свет, но, оглядевшись в полумраке, я сразу же его увидела.

В баре было немного народу: пара мужчин у стойки и несколько парочек, склонившихся над круглыми столиками по краю зала. Он сидел у дальней двери, возле большого дровяного камина, вытянувшись в старинном дубовом кресле-качалке и откинув голову. Напротив него сидели два старичка в таких же креслах, и все они весело смеялись. Я видела, что Чарли в своей стихии: бодрый, возбужденный, он развлекал местных рассказами, а они хохотали за кружками пива. Он провел рукой по темным волосам, в его карих глазах заплясали искорки, и сердце мое упало. Я сглотнула слюну. Чарли. Мой Чарли. Но нам не суждено быть вместе. Тут он увидел меня и помахал рукой.

— Люси! Привет, дорогая, иди сюда!

— Привет.

Я заставила себя подойти к нему. Глаза его горели от радости, он был еще красивее, чем когда-либо. Выпитое пиво и тот факт, что мы в двадцати милях от Незерби, в недрах Глостершира, вдали от пытливых глаз и любопытных ушей, явно придали ему смелости. Он обнял меня за талию и прижал к себе.

— Моя девушка, — просиял он. — Люси Феллоуз. Не расслышал ваши имена…

Рон и Дад представились и одарили меня беззубыми улыбками и кивками.

— Рад знакомству, — усмехнулся один из них, глядя на мою грудь.

Я натянуто улыбнулась в ответ. Чарли явно сидел здесь уже давно, судя по сияющим глазам и раскрасневшимся щекам, но теперь он встал, ловко обошел старичков и провел меня к другому столику.

— Я возьму тебе выпить, — сказал Чарли, усаживая меня на скамеечку. — Они помогли мне убить время, прошептал он мне на ухо, подмигивая старичкам у камина. — Пока, ребята, не скучайте! — прокричал он.

— Не будем, тем более что тебе точно скучать не придется! — ляпнул один из них, кивая в мою сторону. Его сосед каркающе засмеялся. И чуть не упал с кресла.

Я поморщилась, но и задумалась: если бы все было по-другому, может, я тоже бы рассмеялась в ответ? Подмигнула бы и многозначительно кивнула, подняла бокал и произнесла тост в честь предстоящей страстной ночи, наслаждаясь спокойным вечером в баре, без детей, с этими чудесными старичками, с облегчением думая только о том, что их-то мне не придется укладывать в кровать, чистить их старые гнилые зубы и рассказывать им сказку на ночь. Размышляя об этом, я тупо пялилась на подставки для пивных кружек на столе, щеки мои горели. А потом Чарли вернулся от стойки с напитками.

— Какие выразительные типчики, а? — сказал он, втискиваясь на скамеечку рядом со мной. — Не смог удержаться и не подойти к ним. Возможно, ты встретишь их в моей следующей пьесе, только там они будут замаскированы под парочку старых алкашей на скамейке в парке. Для писателя любая ситуация может стать материалом. Но ты будешь рада услышать, что ужинать с нами они не будут. — Он улыбнулся и отхлебнул из налитой до краев кружки. — Не до такой степени я предан искусству.

Я улыбнулась, не в силах произнести ни слова, и уставилась в кружку. Чарли вроде не заметил: слишком силен был приток адреналина.

— Кстати, я поднимался наверх посмотреть комнату и клянусь, ты не будешь разочарована. Как раз то, что нужно. Просторный чердак с низким потолком и балками, о которые будешь биться головой при каждом шаге. Единственный способ с этим бороться — провести весь вечер в горизонтальном положении на божественной взбитой перине и выйти из комнаты, скажем, к полудню завтрашнего дня с очумелой головой — но вовсе не от ударов о балки! Что скажешь, если мы выпьем по паре кружек здесь, а потом поднимемся и закажем ужин в номер? Я поговорил с барменшей, она принесет.

Я крепко вцепилась в ножку своего бокала.

— Чарли, кажется, я не смогу остаться на ужин. Он замер, на губах осталась пивная пена.

— Что?

— Я сказала, что не смогу остаться.

Он сдвинул брови и опустил кружку.

— Что значит не сможешь? Если ты не останешься на ужин, как же ты собираешься остаться на… — Он развернулся на скамейке, чтобы посмотреть мне в лицо; в карих глазах застыло непонимание. — Люси, что случилось? Ты это из-за детей?

— Нет, не из-за детей. — Я облизнула пересохшие губы, быстро оглядела комнату, а потом повернулась к нему. — Чарли, сегодня днем я разговаривала с твоей женой. С Мирандой. Или с Мимси, ведь именно под этим именем я ее знаю. Потому что, видишь ли, как оказалось, мы с ней уже встречались. Вместе украшали церковь цветами. Просто я раньше не понимала, что она — это она.

Я заставила себя взглянуть на Чарли. Его глаза сначала ничего не выражали, потом в них медленно отразилось понимание. Искорки в них погасли. Он медленно опустил голову и уставился в стол.

— Понятно, — тихо произнес он. — И теперь, когда ты поняла, кто она такая, все отменяется, не так ли? Я вдруг стал для тебя не более привлекателен, чем эти старые усохшие чудаки? И тебе на меня вдруг стало наплевать? — Он торопливо отхлебнул пива.

— Чарли, послушай. — Я подбирала слова. — Во-первых, она совершенно не такая, какой я ее представляла. И совсем не подходит под твое описание! Иконы, коленопреклонение, религиозный экстаз — все это неправда!

— Раньше так и было, — упрямо заявил он. — В самом начале. Я не мог в спальню зайти из-за распятий.

— Да, — кивнула я, — она тоже в этом призналась, но сейчас ведь это не так? А ты по-прежнему этого не замечаешь, потому что тебе удобно считать ее религиозной фанатичкой, ведь это тебя оправдывает! Но с тех пор она сильно изменилась, Чарли, и ты это знаешь. Она чудесная, талантливая, красивая женщина, и ее вера просто придает ей сил, она вовсе не фанатичка, и…

— А во-вторых, — прервал он меня зловеще тихим голосом, — она рассказала тебе, что произошло на самом деле, не так ли? Про Ника.

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.

— Ей пришлось рассказать, Чарли. Иначе я бы не имела полного представления. Я должна была знать. И мне… мне очень жаль. — Я накрыла его руку ладонью.

Минуту он просто смотрел на наши руки.

— Жаль меня, жаль того, что я сделал со своим сыном, или жаль, что ты не можешь быть со мной? Не можешь любить меня, пусть даже мы еще не начали? — Он поднял голову и с мольбой посмотрел мне в глаза. — У нашей любви даже не было шанса.

— И то, и другое, и третье. Мне очень жаль, что в твоей жизни произошло такое горе, что ты пережил страшную утрату — эти слова звучат так банально, но… — Я изо всех сил пыталась объяснить. — Послушай, Чарли, я не хочу быть средством для твоего выздоровления. Знаю, это звучит жестоко, но я не могу быть с тобой по этой причине. Я просто не могу, и все! Он замолчал, переваривая мои слова.

— Понятно. — Он медленно провел пальцем по ручейку пролившегося пива. — Значит, вот что она тебе рассказала, да? Что я так пытаюсь забыться? Что связь с другой женщиной — единственное, что способно смягчить боль? Она это сказала?

— Ну, она…

— Но Люси, с тобой все по-другому! — в отчаянии проговорил он, повернувшись ко мне лицом. — Я знаю, что ты мне не поверишь, после того как поговорила с ней, но к тебе у меня действительно особые чувства. Конечно, у меня были другие женщины, но ни с одной из них я не испытывал ничего подобного, ни одна из них не проникала мне так глубоко в сердце, ни одну я не любил по-настоящему! — Я посмотрела ему в глаза. Открытый, уязвимый взгляд. И честный. Я заставила себя отдернуть руку.

— Чарли, я не могу, — тихо произнесла я. — После того как я ее встретила… Теперь она все знает, понимаешь? — взмолилась я. — Это все меняет!

Повисла тишина. Казалось, он находится далеко от меня; он погрузился в рассматривание лужицы пива на столе, но одновременно был где-то совсем в другом месте. Где-то далеко. Это было ужасно. Спустя какое-то время я заговорила.

— Ты же знал, что ей все известно? О твоих романах.

— Подозревал, — пробормотал он, возвращаясь из забытья. — Но она ничего не говорила. В этом доме никто ничего не произносит вслух. Никогда. — Он судорожно провел рукой по волосам. — Ох, Люси, ты даже не представляешь, что такое моя жизнь. Мне еще хуже оттого, что она мне все разрешает и никогда не устраивает ссоры, ни на чем не настаивает. Она почти… почти поощряет меня, пассивно, своим чертовым молчанием!

— Она не хочет останавливать тебя, раз это тебе помогает.

— Потому что она такая хорошая, черт возьми, и такая добрая! — Он грохнул кулаком об стол. Кое-кто из посетителей удивленно обернулся. — Иногда я просто ненавижу эту ее доброту, ненавижу ее за то, что она простила мне гибель Ника. Это невыносимо. — Он устремил на меня полный боли взгляд. — О боже… вот ты бы простила человека, который убил твоего любимого четырехлетнего сына? Твоего любимого Макса? Разве ты не пришла бы в ярость, не впала бы в истерику, не стала бы его обвинять, плакать, упрекать, вести себя отвратительно, кричать, не устроила бы ему настоящий ад? Не стала бы повторять: «Ну почему ты не смотрел, куда едешь, черт возьми?» Разве ты бы так не сделала?! — кричал он. — Сделала бы! Но Миранда — нет. Она не говорила ничего подобного. Никогда. Даже сразу после его смерти. Она вообще никогда ни в чем меня не обвиняла, Люси. И мне от этого только намного, намного хуже. — Он покачал головой.

Тут я почувствовала себя бессильной. Я знала, что этой парочке нужно пойти к кому-нибудь, лучше к кому-нибудь из преданных друзей, кто смог бы заставить их выговориться и разобрался бы в этом запутанном клубке эмоций, помог бы развязать этот узел вины и упреков, который душил их. Но если бы я высказала свои мысли вслух, они прозвучали бы трусливой уверткой. Как будто я хотела свалить все на кого-то еще.

— Как она могла простить меня, Люси? — снова выкрикнул он.

— Она должна была простить. Иначе вы не смогли бы двигаться вперед, иначе она бы сошла с ума. И потеряла бы тебя тоже. Если бы она винила тебя, вы бы расстались, и это было бы для нее невыносимо. Она ведь уже потеряла сына, неужели не понимаешь? Ей не хочется потерять семью. Она тебя любит!

— Она меня потеряла, — с горечью проговорил он. — Я к ней уже не вернусь. Она теперь слишком хорошая, а я слишком плохой. Она спешит на чтения Библии, а я — в холостяцкую квартиру утолять свою похоть. Мы слишком отдалились друг от друга, а Эллен застряла где-то посередине. Пути назад уже нет.

— Нет, есть, — не унималась я. — Всегда можно найти золотую середину. Назначь ей встречу здесь, Чарли, поговори с ней, скажи ей то, что говорил мне. Поговори с ней о ее набожности, о том, как в сравнении с ней ты чувствуешь себя грязным и бесчестным, что тебе от этого только хуже — расскажи ей об этом! Поговори с ней о вере, о других женщинах в твоей жизни — спорим, ты ей никогда ни о чем не рассказывал.

Он покачал головой.

— Мы даже не будем знать, с чего начать, — печально проговорил он. — Все это слишком затянулось. Придется разгребать слишком много дерьма.

— Но вам придется все это разгрести ради Эллен. Он вздохнул. Казалось, этот вздох исходит из самых глубин его души.

— Эллен. — Его лицо исказилось от горя, задергалось, он пытался совладать с собой. Наконец он заговорил. — Она хочет завести еще ребенка, — сказал он бесстрастным тоном. — Я точно знаю. Может, даже двоих.

— Вот видишь? — Я повернулась к нему, взяла его руки и крепко их сжала. — Почему бы и нет? Брось, Чарли, прошло четыре года, уже самое время!

— Я боюсь, Люси. То, что случилось с Ником… То, что я сделал с Ником… Не знаю. — Он выдернул руки. У него был усталый вид. Я увидела бессилие в его глазах, они стали пустыми. — Как я могу завести еще одного ребенка? Как я смею это сделать? И именно поэтому мне помогают другие женщины. Ведь тогда она не может от меня забеременеть. Тогда я не буду ее обременять. — Он как-то странно, украдкой улыбнулся, глядя в кружку.

Я опять растерялась. Как будто ступила на зыбучие пески. Я даже не знала, что ответить. Он резко поднял голову.

— И кстати, с нашей сексуальной жизнью все в порядке. У нас с Мирандой был просто потрясающий секс — раньше. И чудесный брак, все так говорили. Все твердили, как нам повезло. Я был от нее без ума, любил ее больше всего на свете.

— Конечно, — кивнула я, — я понимаю, о чем ты говоришь, Чарли, у меня тоже была такая любовь, и я бы все отдала, чтобы получить ее обратно. Чтобы Нед вернулся. И знаешь, ведь ты можешь вернуть свою любовь. Если бы я была на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы ее вернуть!

— Да, но тебе легко говорить, ты же никого не убивала. Я посмотрела на него и глубоко вздохнула.

— Откуда ты знаешь?

— Что?

— Я сказала — откуда ты знаешь?

Он растерянно уставился на меня.

— Чарли, то, что я сейчас скажу, я прежде говорила только одному человеку. Одной живой душе. Потому что… потому что никому от этого лучше не станет. Особенно мне. Но тебе, может быть, это поможет. Видишь ли, я лично считаю, что это я убила своего мужа, Неда.

Он нахмурил брови и выпятил подбородок.

— Что?

Я облизнула губы и засомневалась, смогу ли договорить до конца. Закончить то, что начала. Заставить себя выговорить эти слова.

— Но погоди-ка, ты же вроде говорила, что он погиб в автокатастрофе, пока ты рожала?

Я кивнула.

— Это так. Но когда это случилось, он разговаривал по мобильному. Разговаривал со мной. Я ему позвонила, когда лежала в больнице, скрючившись от боли. Я терпела схватки, и мне было так обидно, что я совсем одна, что он не рядом! Я ненавидела его за это. Я знала, что Нед сидит в темной монтажной и пытается от меня скрыться, оттянуть тот момент, когда придется ехать в больницу. Поэтому я схватила телефон и набрала его номер. Я застала его в машине, как раз когда он выезжал из Сохо. Я орала на него, пока он ехал… «Ты что, с ума сошел, Нед? А ну быстро приезжай сюда! Я здесь рожаю твоего проклятого ребенка, черт возьми!» — При воспоминании об этом к горлу подступили слезы. Я подняла глаза к потолку, чтобы успокоиться.

— Тогда он и разбился? Ты слышала, как это было?

— Да. И нет, — ответила я, отчаянно моргая и медленно опуская глаза вниз. — Я… я ведь тогда была в истерике, почти ничего не соображала. Просто услышала какой-то грохот, а потом на линии наступила тишина. Я тогда не думала, что это мой муж разбился, а его машина горит. Я подумала, что отключился телефон! Я даже попробовала перезвонить. И даже не вспомнила об этом, когда пришли мои родители и сказали, что произошло. Водитель грузовика сообщил, что Нед разговаривал по телефону. Прошло много часов, много дней, прежде чем я осознала. Тогда все кусочки головоломки сошлись воедино. Разве ты не понимаешь, Чарли? Это я его убила. Если бы он не отвлекся, если бы держался за руль двумя руками, если бы не разговаривал со мной, не пытался меня успокоить — меня, бившуюся в истерике и ни черта не соображавшую, — он бы тогда увидел тот грузовик. И легко завернул бы за угол. Он бы был сейчас здесь, со мной!

Чарли пристально посмотрел на меня. И наконец покачал головой.

— Нельзя так говорить. И нельзя так себя мучить.

— Я и не мучаю, — прошептала я, наклоняясь вперед. — По крайней мере, не очень часто. В этом мой секрет. Конечно, когда мне было очень плохо, я иногда страшно грызла себя, но все же это бывало лишь временами. И не в ущерб моей семье. Лишь однажды, когда я напилась и стала убиваться, я призналась в своих мучениях одному другу. Потому что, Чарли, это все равно что нажимать на кнопку саморазрушения, не говоря уж о том, что это причиняет боль людям, которых ты любишь! Чарли, ты же любишь Миранду и Эллен, не говори, что это не так. Перестань вести себя как идиот, возвращайся к ним! Спаси свою семью. Не надо прятаться в постелях чужих женщин, стань снова семьянином, заведите еще детей… Ты же ни в чем не виноват! — Я смотрела на него, и мне хотелось, чтобы мои слова отпечатались у него в мозгу. — Ты же не видел Ника! Иначе не стал бы нестись так быстро, правда? Разве ты не понимаешь? Несчастные случаи происходят, они трагичны, и ничего с этим поделать нельзя. С людьми постоянно случается что-то плохое, но это вовсе не значит, что мы вдруг ни с того ни с сего становимся плохими! Это не значит, что ты — плохой человек!

Чарли ничего не ответил. Мы все еще смотрели друг другу в глаза, потом он отвел взгляд.

— Ладно, если никакие уговоры на тебя не действуют, — прошептала я, — то сделай это ради Ника. Постарайся ради него. Потому что, скажу тебе честно, Чарли, бывают дни, когда я просыпаюсь и мне хочется взять бутылку чего-нибудь покрепче и опять завалиться в кровать. Но я так не поступаю. Я встаю, готовлю завтрак и живу обычной жизнью, и причина, по которой я это делаю, вовсе не во мне, не в моих детях. Нед тому причиной. Я заставляю себя поверить, что он за мной наблюдает. Что он следит, как я воспитываю его сыновей.

Последовала тишина. Наконец Чарли заговорил.

— Когда я сказал, что с тобой все по-другому, Люси, я говорил правду. Знаю, ты считаешь меня отвратительным старым донжуаном, отчаявшимся волокитой, но я чувствовал… и все еще чувствую… что ты мне небезразлична. Несмотря на то что мы никогда… ну, ты понимаешь.

Я улыбнулась.

— Понимаю.

— И самое ужасное то, — вздохнул он, — что я знаю, почему это так. — Он поднял глаза и посмотрел на меня. — Я знаю, почему ты мне сразу понравилась. Ты напомнила мне Миранду. Когда я впервые увидел тебя вместе с Максом в Лондоне — в магазине, в автобусе, светловолосую, улыбающуюся, хорошенькую, с маленьким сыном… Вы были как Миранда и Ник, которые выходили из школы, держась за руки. Миранда и Ник, которые шли в магазинчик на углу, чтобы купить газеты и сладости. Ты ходишь, как она. И говоришь, как она.

Я задумалась и поняла, что тоже заметила это сходство. Даже Лавиния заметила.

— Но я не такая хорошая, как она, — проговорила я. — Она намного лучше.

Чарли горько улыбнулся.

— Она раньше и не была хорошей, — сказал он почти обиженно. — Раньше она была безобразницей, между прочим. Знала бы ты, что она вытворяла. — При воспоминании об этом в его глазах заиграли искорки, как будто где-то внутри зажегся огонь. — Вот было времечко. Еще до того, как родились дети. И даже после этого. Чудесные, замечательные годы.

— Все еще можно повторить, Чарли, — горячо проговорила я. — Правда, можно, потому что Миранда, та девушка, в которую ты влюбился, та, которую ты любил, до сих пор здесь. Тебе просто нужно копнуть поглубже, вот и все. И она до сих пор на многое способна. Просто ты забыл о том, что она может. Но если приглядеться, то ты увидишь, что в ее сердце до сих пор теплится огонь.

— Думаешь, он разгорится? — Он посмотрел на меня сквозь длинные ресницы. — Я-то думал, что мне удастся зажечь этот огонь в тебе. Думал, чиркну спичкой и пламя сразу вспыхнет. — Он улыбнулся, и я снова узнала старого Чарли. Я усмехнулась.

— Вот именно.

Тут его улыбка погасла, как будто в нем не осталось больше энергии и силы иссякли. Он отвел глаза, и мы снова замолчали. Я поняла, что он вспоминает о прошлом и возвращается по жизненному пути назад. Это была та же дорога, по которой ступала и я, дорога потерь, боли и горя, но я знала, что он зашел дальше меня по этому пути. Наконец я встала, перекинула сумку через плечо и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. Он потянулся и крепко сжал мою руку, но ничего не сказал. И даже не посмотрел на меня. Наверное, просто не смог.

— Прощай, Чарли, — прошептала я.

Он кивнул, и я взглянула на его макушку. Его волосы завивались кудрями, и среди них было всего несколько седых нитей; на нем была бело-голубая клетчатая рубашка с рукавами, закатанными до локтей. Я долго смотрела на него.

А потом ушла.