"Константин Ваншенкин. В мое время" - читать интересную книгу автора

объявлений серебряно выделился голосок стюардессы: "Мон-блан", "Мон-блан"...
Сидящая рядом Алигер спросила, летал ли я прежде этим маршрутом, и, узнав,
что нет, уступила мне свое место у иллюминатора ("как благородный
человек", - уточнила она), чтобы я мог увидеть озаренные закатом Альпы и их
знаменитую вершину. А потом быстро стемнело, мы летели в полном мраке, пока
не раскрылся под нами переполненный огнями Рим.
Когда мы с Инной побросали в номере вещи и спустились ужинать, было не
слишком поздно. Мы посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись,
таким нереальным показался нам прожитый день.


* * *

Осенью 1987 года, объявленного ЮНЕСКО годом Пушкина во всем мире, я
побывал на одноименном симпозиуме в Милане. Состав нашей делегации: Н.
Томашевский, Н. Эйдельман, Р. Хлодовский и я. Остальные все были профессора,
русисты и слависты из различных итальянских университетов и из других стран.
Они выступали с докладами: "Пушкин - и то-то и то-то". Были там и наши
молодые женщины-филологи, вышедшие замуж в Италию, они тоже мило лопотали
что-то. Меня председательствующий Ж. Нива представил: "Это человек не
университетский". То есть практик, что ли.
А руководил всем очаровательный профессор Эридано Боццарелли,
внимательный и трогательный; его у нас хорошо знают.
Так вот, там я услышал от нескольких откровенных собеседников, что,
мол, они, конечно, понимают: Пушкин - великий поэт, но все-таки знают об
этом больше понаслышке. Да, они в общем владеют русским, но ведь чтобы
по-настоящему понимать Пушкина, нужно быть растворенным в его языке, а он
должен быть растворен в вас. Без этого невозможно. А переводы? Ну что
переводы!..
У нас ведь то же самое. Мы, не знающие английского, только слышали, что
есть великий поэт - Байрон. Не знаю, как по-французски и по-испански, но на
русском Арагона и Неруды нет, что бы вы ни говорили. Конечно, существуют
удачи: Бернс и английские баллады Маршака, французские лирики Б. Лифшица и,
разумеется, Шекспир, Гете, Рильке Пастернака. А его же Т. Табидзе, С.
Чиковани. А Николоз Бараташвили!..
По вечерам после заседаний обычно все вместе - человек двадцать -
ужинали в шумном, но уютном ресторане за длинным столом, составленным из
нескольких маленьких. Боццарелли проверял, у всех ли есть собеседники.
И вот в последний день я оказался напротив профессора из Флоренции -
Ренато Ризолитти. Мы наливали белое легкое вино из бутылок, похожих на
кегли, и разговаривали о поэзии, об искусстве. Мнения наши вполне сходились.
Потом он, раскрасневшийся от белого вина, сказал, что летом во Флоренции был
Владимир Соколов, и он, Ризолитти, его опекал. Он поинтересовался, хороший
ли поэт Соколов. Я ответил, что очень, и спросил, слышал ли он о Соколове
прежде. Ответ был, разумеется, отрицательный. А обо мне? То же самое. И это
меня не удивило, хотя я не раз печатался в Италии. Отдельной книги у меня не
было, но издавался я там в течение ряда лет, хотя бы по данным ВААПа,
которое, как известно, зря такое не подтвердит, - скорее наоборот. И недавно
вышла очередная антология на Сицилии, куда меня приглашали весной, но я не
поехал. Да и много раньше. Вспомнил, как в 1965 году я был в Риме на