"Константин Ваншенкин. Шумавские волки " - читать интересную книгу автора

конце войны, оставили фронт и покатились на запад, стремясь уйти к
американцам. Началась гонка преследования. И те немецкие и власовские части
и подразделения, которые слышали уже за спиной наше дыхание, торопливо
сходили с шоссе, углублялись в леса и там, хоронясь, ночами продолжали
движение, уже отстав от нас. А мы рвались вперед! С ходу вошли мы в
Чехословакию, взяли город Зноймо. И потом мы уже двигались по человеческому
коридору, среди радости и ликования. Нам бросали цветы и протягивали кувшины
с вином, нам махали руками, нас обнимали. На этой дороге и застала нас весть
об окончании войны.
А утром дорога оборвалась и перед нами открылась удивительная картина.
Прямо перед нами высоко-высоко в воздухе повис мост. Всем показалось, что мы
летим, ведь все мы знали это ощущение, все были парашютисты. Он был
переброшен не с берега на берег, а, собственно, с горы на гору. Сама река
была далеко внизу, и над самой водой был еще один мост - подвес ной, а у
воды желтел песок и росли темные старые ели - они тоже были глубоко внизу, и
мы смотрели сверху на их вершины.
Все-таки довольно много довелось увидеть в жизни и до этого, и особенно
потом, но ничего подобного я не встречал нигде. И мы стояли, потрясенные, на
этом мосту, двадцатилетние солдаты, уже прослужившие по три года, прошедшие
немало дорог, потерявшие немало друзей, мальчики, как мне кажется сейчас,
ветераны, как мне казалось тогда, в выцветших латаных гимнастерках, в
пыльных сапогах или ботинках с обмотками, в просоленных пилоточках
набекрень, А по мосту навстречу нам уже ехали в открытых "виллисах"
американцы. Мы встретились с союзниками.
Долго еще плыли по Влтаве трупы в серых немецких мундирах...
Двадцать лет прошло. Немалый срок в нашей быстротекущей жизни. И
сейчас, сегодняшними глазами, мне хотелось увидеть то давнее утро и себя,
того, давнего, и своих давних друзей. Ради этого я и ехал туда.
И сейчас я испытывал беспокойство. Мне хотелось увидеть мост и город
Писек, где стояли мы потом недели две, бок о бок с американцами. Мне
хотелось посмотреть только на это и вернуться в Прагу, почти как домой.
Зачем мне Шумава? Я боялся нагромождения новых впечатлений, страшился, что в
них утонет, затеряется и то, нужное мне, трепетное, важное для моего сердца.
Я не предполагал писать об этой своей поездке. Вообще, сколько раз
вспыхивало во мне желание описать, например, чуть грустную дымку над Парижем
или марево над летним Римом, но я всегда подавлял в себе это желание. Как
писать о чужой стране? Очевидно, надо очень хорошо узнать ее. Если вы едва
познакомитесь с человеком, а вас тут же попросят дать ему точную
характеристику, вы растеряетесь. Часто бывает трудно охарактеризовать даже
тех, кого мы знаем много лет. Проще всего схватить внешнее.
Все труднее находить какие-либо ценности на поверхности, такое теперь
может быть лишь счастливой случайностью. Нужно бурить скважины, очень
глубокие, применяя самый тонкий, современный инструмент. Главная ценность
поэзии - как и прежде - простота, естественность, органичность, но смешно
было бы думать, что это легко достигается. Это, как правило, требует больших
затрат и душевных, и чисто специфических, технических, чем при работе на
материале, который сам кричит о себе, привлекает внимание - острота,
злободневность, фельетонность и тому подобное. Беда современной поэзии и
многих ее представителей как раз в подмене глубины расширением ассортимента
предлагаемых товаров. Расширение тематики часто идет по чисто