"Константин Ваншенкин. Лейтенант Каретников " - читать интересную книгу автораПащенко, не обращая на нас внимания, курили, лежа на вершине холма, о чем-то
тихо говорили и смеялись. А между тем лейтенант мог бы уже и вернуться. Часов во взводе не было ни у кого, даже у самого лейтенанта Каретникова, это потом, в конце войны, появились у всех "Омеги" да "Лонжины", это потом вошел в моду "гвардейский мах" - обмен часами "ход на ход" - не глядя, по звуку. Это потом каждый открывал заднюю крышку и ковырялся финкой в механизмах трофейных часов, когда они останавливались. Все это было потом, еще не скоро... А пока что во взводе не было часов и узнать время тоже было негде. Но уже все, абсолютно все, а помкомвзвод Пащенко в особенности, тонко чувствовали тот момент, когда пора идти в расположение, на обед, так, чтобы прийти не слишком загодя и чтобы никто не смог упрекнуть, но и не слишком поздно, а именно в самый раз, - не торопясь, привести себя в порядок, приготовиться, и с сигналом, тут же, степенно направиться к кухне. Мы почувствовали этот момент, но лейтенанта Каретникова еще не было. Пащенко поднялся, расправил шинель и, стоя на вершине холма, хмуро смотрел в сторону барака. Уже никто не дремал, хотя все лежали и, покуривая, смотрели в ту же сторону, что и помкомвзвод. Лейтенанта Каретникова не было видно. Прошло еще минут двадцать. - Становись! - сказал Пащенко негромко и затоптал окурок. Мы вскочили, отряхиваясь, застегивая шинели и разгоняя под ремнем складки. Мы тоже побросали недокуренные цигарки и взяли на ремень карабины. - Шагомм-арш! - сказал Пащенко и повел взвод наискосок через поле, в Барак был старый, длинный и серый, его крыша, крытая толем, немного осела посередине, перекосились окошки с ватой между рамами, с привычными, - крест-накрест, - бумажными полосками на стеклах. Мы шли полем, наискосок, прямо к бараку, и сидевшие на солнышке возле входа ребятишки, бабы, старики, подняв головы, смотрели на нас - с восторгом, с завистью, с жалостью, с тоской, - кто как, - наверно, еще и с другими чувствами. Но никто не смотрел равнодушно. А ребятишки не выдержали, побежали навстречу строю, прыгая через кювет, не в силах дождаться, пока взвод сам выйдет на грязную, в щепках, мусоре, ледке и лужах весеннюю дорогу. Но мы вышли на дорогу, подравнялись, и Пащенко сказал хмуро: - Запевай! - и поскольку сразу не запели, добавил: - Стрельбицкий! Витька откашлялся и запел. Голос у него был глухой, хрипловатый, мужественный. Если бы Витька бстался жив и ему пришло в голову стать со временем эстрадным певцом, его бы называли "безголосым" или "микрофонным". За Ленинград, за город наш любимый, На бой с врагами уезжаю я. Не забывай, подруга дорогая, Пиши мне письма, милая моя. И еще не дав совсем затихнуть Витьке, мы подхватили несколько медлительный, как бы раскачивающийся припев: |
|
|